Андрей Иванов - Славное море. Первая волна
— У нас в родне один я моряк, — уже с надеждой сказал боцман, — хотелось смену подготовить.
— Хорошая мысль, боцман, — поддержал капитан, энергично махнул рукой, и трубка оставила в воздухе целую дюжину мелких синих колец. — К тому же Серов не подвержен морской болезни. А нам вовсе не безразлично, кто будет вместе с нами да и после нас. Подходящий он нам. Пожалуй, стоит над ним поработать.
— Попробуем поработать, — не очень охотно согласился старший помощник.
Однако под конец капитан все же предложил перевести Серова из каюты боцмана в общую матросскую каюту на освободившуюся койку Носкова.
— Жизнь со старшими матросами пойдет ему на пользу. Они его коллективизму и смелости больше нас научат.
На утро кок принес команде только по одному стакану компота.
— Что так мало? — спросил Алферов. — Не гуляем, вахту стоим.
Иван Демидович, уже успевший опорожнить свой стакан, тоже вопросительно смотрел на кока.
— И жидковат вроде компот сегодня, — сказал Юсуп. — Кислоты маловато, соль переборола.
Кок безнадежно развел руками.
— Весь компот. На обед последнюю закладку оставил.
Матросы приуныли и молча разбрелись по своим каютам.
Наверху было слышно, как гремела за бортом вода, гудел в такелаже ветер. А внизу, в коридорах, в каютах, стояла тишина. Казалось, что корабль обезлюдел и, никем не управляемый, идет навстречу волнам.
Перед обедом вахтенный матрос кубарем скатился с верхней палубы.
— Идут! Идут! — кричал он, заглядывая в каждую каюту.
Все понимали, кто может идти к ним в такой трудный час, и кинулись на палубу.
С юга на горизонте появились силуэты речных судов. Предводимые винтовым пароходом «Лена», они смело вышли в море. Шли группой, чтобы суметь в случае нужды вовремя оказать необходимую помощь друг другу.
С «Полярного» спустили за борт мягкие и твердые кранцы.
Ловко пристроившись к волне, похрустывая кранцами, пришвартовался первый пароход.
На палубу «Полярного» прежде вынесли несколько ведер воды для команды.
Все с кружками встали в очередь. Геннадий с коком оказались впереди. Но, глянув в конец очереди, он увидел, что последним стоял боцман, похудевший, с обвислыми белыми усами.
Геннадий вернулся и встал за ним.
Глава восьмая
С получением воды трудности для команды «Полярного» не кончились.
Шторм не утихал. Это был шторм, которого никто не предвидел. Он нагрянул неожиданно, где-то не вовремя свернув с положенных ему путей, так что о нем не могла сообщить и служба погоды. Небо забито тучами. Ветер разных румбов то стремительно гонит их в одну сторону, то повернет в другую, то завихрит и бросит в море. Иногда ветер прижимает тучи низко к воде, и море забрызгивает их белой пеной.
Для такого разъяренного моря теплоход «Полярный»— совсем небольшое судно. Но на нем две сильные машины. Работают они ровно, без перебоя, и теплоход, вздрагивая и раскачиваясь, упорно идет навстречу ветру и мутно-зеленым пенным волнам.
За бортами корабля бушуют горы воды. Гребни волн обрушиваются на палубу и, ополоснув ее, беззвучно скатываются за борт. Только у парового шпилечка И якорной цепи от волны до волны остаются белые барашки пены.
В каютах тихо. Иллюминаторы закрыты наглухо, на них дополнительно задернуты синие занавески.
Команда на теплоходе совсем маленькая. К тому же она больше чем наполовину поредела. Молодые матросы, набранные с речных пароходов, не выдержали шторма. Их свалила противная морская болезнь. Слег и кок и его помощник. Команда живет на сухом пайке.
В каюте номер девять теперь живут шесть человек, шесть комсомольцев: два рулевых, два моториста и два палубных матроса.
Один рулевой, Юсуп Шалаев, стоит на вахте. Его давно надо сменить, но некому.
Второй рулевой, Антон Сахно, лежит на койке, страдальчески закрывая глаза при каждом крене корабля. Густые светлые волосы мокры от холодного пота, прилипли ко лбу, мешают смотреть. Но у него нет сил поправить их.
Над Антоном Сахно словно в люльке качается в своей верхней кровати Геннадий Серов.
— А ты что валяешься, — досадливо говорит ему Сергей Алферов, — или хочешь, чтобы и тебя укачало?
— Устал я.
— Все устали, — уже мягче говорит Сергей. Геннадий свешивает через заградительный щиток черную голову. Похудевший, с заостренным подбородком и синими полукружиями под глазами, он сейчас похож на мальчика лет шестнадцати. По-детски красные губы растянуты в легкой горькой улыбке. Он очень огорчен тем, что его первая морская навигация оказалась такой тяжелой.
Чуть приподнявшись на локтях, он еще больше свесил голову и поглядел на притихшего Антона Сахно.
— Мне все хочется уснуть. Уснуть, а потом проснуться. И всего этого уже нет: ни ветра, ни серых туч. И море спокойно, и солнце — сколько хочешь солнца! Я по солнцу больше всего скучаю.
Антон заворочался в кровати, открыл глаза и болезненно поморщился.
Сидевший у стола Сергей Алферов поднялся во весь рост. Его рыжекудрая голова оказалась выше кровати Геннадия. Густые белесые брови нахмурились.
— Ленивая твоя философия, мечтатель. Спи уж, не тревожь душу, — и легонько толкнул Геннадия в плечо.
Затем как-то очень легко согнулся, будто сложился вдвое и присел на край кровати Антона. Крупной ладонью сдвинул ему волосы со лба.
— Ты потерпи, теперь немного осталось. Вот скоро дойдем до острова. Если шторм не утихнет — отстоимся там.
— Ладно, до острова потерплю, — стараясь говорить твердо, ответил Антон Сахно. — А больше не вытерплю, слягу, наверно.
— А больше и не надо, остров-то скоро.
Белая дверь каюты раскрыта настежь и закреплена на длинных железных растяжках. Сделано это на случай аварии, при которой закрытые двери могут заклиниться: тогда людям не выбраться из кают.
В раскрытые двери проникает свежий холодный воздух, только чуть облегчая страдания больных.
Устало горбясь и наклонив непокрытую голову, в каюту бесшумно вошел старший помощник. Жесткие черные волосы аккуратно зачесаны назад, будто он собрался куда-то на праздник.
— Ну, как поживаете, самые стойкие на корабле? — спрашивает он и садится на койке у самой двери.
— Не очень стойкие. Вот сдаю, — хрипло ответил Антон Сахно, приподнимая от подушки тяжелую голову. Лицо у него исхудало, удлинилось и позеленело.
— Это зря, товарищ Сахно, — заметил старпом и забарабанил по острым коленям длинными подвижными пальцами.
— Сейчас нельзя больше никому сдавать. Сам понимаешь, по три вахты люди стоят. Крепись!
