Десмонд Бэгли - Ураган Уайетта
Уайетт посмотрел ему вслед с усиливающимся холодом в животе. Костон, конечно, был прав. Безусловно прав, черт возьми! Уайетт волей неволей попал в щекотливую ситуацию: получалось, что спасая население Сен-Пьера, он помогает разгромить правительственную армию. Впрочем, можно было посмотреть на это иначе: помогая разгромить армию, он спасет людей. Он повертел свою мысль так и эдак, но это не принесло ему успокоения.
II
В одиннадцать часов Сен-Пьер представлял собой кипящий котел. План Мэннинга был до жестокости прост. Его эвакуационный отряд должен был, начиная одновременно с восточной и западной окраины, методично обходя один за другим дома, вытаскивать людей на улицы. Им не позволялось брать с собой никаких вещей, кроме небольшого запаса продуктов. В результате город превратился в подобие растревоженного муравейника.
Мэннинг распространил среди офицеров карты, на которые были нанесены красные и синие линии. Красные обозначали позиции войск, и гражданским лицам запрещалось их пересекать под страхом смерти. Голубые обозначали маршруты, по которым могли передвигаться люди в сторону гор — вверх по долине Негрито и по той дороге, по которой когда-то ездили Уайетт и Джули, что, казалось, было сто лет назад.
Не все проходило гладко. Синие линии подразумевали одностороннее движение, и тех, кто пытался повернуть вспять, решительно останавливали и возвращали в поток, а если они противились приказам, в качестве аргумента привлекались штыки. Но иногда даже штык не действовал на какого-нибудь обезумевшего в поисках семьи горожанина, и тогда принимались меры более решительные. Раздавался выстрел, и тело оттаскивали в придорожную кана-ву, чтобы оно не мешало движению.
Это было жестоко. Это было необходимо. И это выполнялось.
Костон, нацепив на себя знаки отличия офицера мятежной армии, носился по городу. Ни в одном из тех мест, где он прежде бывал по долгу, своей профессии, он не видел ничего подобного. Он был шокирован и радостно возбужден в одно и то же время. Шокирован масштабом трагедии, свидетелем которой он стал, и возбужден от того, что был единственным журналистом на Месте этой трагедии. Батарейки его магнитофона давно вышли из строя, и он исписывал скорописью одну за другой страницы стенографических блокнотов, которые он подобрал в одном из разграбленных магазинов.
Люди в целом вели себя апатично. Режим Серрюрье истреблял наиболее деятельных из них, и те, что остались, в массе своей походили теперь на стадо овец. Они противились тому, что их выгоняли из домов, но при виде винтовок моментально умолкали, а оказавшись на улице, покорно выстраивались в колонну и шагали вперед, подгоняемые солдатами Фавеля. На перекрестках, где сталкивались колонны, Шедшие по разным улицам, неизбежно возникали заторы и свалки, ликвидация которых требовала от солдат немалых сил и времени. После этого на земле всегда оставались трупы задавленных и растоптанных людей — жертвы паники и неразберихи.
Костон ездил по городу в одолженном у кого-то автомобиле и, наконец, повернул в долину Негрито. Сверяясь по карте, он нашел кратчайший путь к зоне, обозначенной красной линией. Он свернул на какой-то проселок, приведший его к основной магистрали недалеко от того места, где Фавель захватил артиллерию Серрюрье. Там поток беженцев соприкасался с отрядом фавельских войск человек в двести. Они занимались тем, что выводили из колонны дееспособных мужчин, разбивали их на взводы и уводили в разных направлениях. Заинтересованный этим, Костон последовал за одним из них и увидел, как людям вручали лопаты и под дулом винтовок заставляли рыть землю.
Фавель оборудовал линию обороны по восьмидесятифутовому контуру.
Когда Костон вернулся в машину, он стал свидетелем жуткой сцены: на обочине дороги солдаты кидали в кучу трупы людей — тех, кто наотрез отказался копать землю для победы Фавеля.
Подавленный картиной смерти, он решил было подняться по долине Негрито в безопасный район, но заставил себя повернуть машину обратно в город, — работа была для него важнее всего на свете. Он добрался до «Империала» и стал разыскивать Уайетта. Он нашел его на крыше отеля, Уайетт смотрел на небо. Костон тоже взглянул вверх и увидел, что солнце было слегка завуалировано легким слоем перистых облаков.
— Что нового? — спросил он.
Уайетт повернулся к нему.
— Вон, видите, облака? Мейбл в пути, — сказал он. Костон спросил:
— А что в них особенного? В Англии часто бывают такие облака.
— Скоро увидите разницу.
Костон искоса посмотрел на него.
— Ну, как настроение, получше?
— Ничего, — мрачно ответил Уайетт.
— Мне пришла в голову мысль, которая, может быть, утешит вас. Люди, на которых должен обрушиться ураган, — солдаты Серрюрье. А солдатам полагается умирать, им за это деньги платят, в отличие от женщин и детей Сен-Пьера.
— Как там в городе?
— Напряженно. Были попытки мародерства, но люди Фавеля быстро положили этому конец. — Костон умышленно умолчал о том, какими методами производилась эвакуация населения. — Самое ужасное то, что из города ведет практически одна дорога. А вы представляете себе, какая часть дороги вместит все население города?
— У меня не было возможности заниматься этим, — колко сказал Уайетт.
— А я вот подсчитал, и получилось — примерно двенадцать миль. Поскольку они движутся со скоростью не более, чем две мили в час, всей колонне потребуется шесть часов, чтобы пройти любую точку на дороге.
— А я тут битый час изучал карты, — сказал Уайетт. — Фавель попросил меня определить безопасные для людей районы. Я с превеликим тщанием рассматривал абсолютно все эти линии, но, — он стукнул кулаком по ладони, — определить абсолютно безопасное пространство не смог. Городским войскам надо было разработать план немедленной эвакуации населения на случай урагана, — сердито закончил он.
— Ну, Фавель тут не при чем, — справедливо заметил Костон. — Это вина Серрюрье. — Он взглянул на часы. — Уже час, а Рокамбо еще не предпринимал никаких действий. Вероятно, его потрепали серьезнее, чем мы думаем. Вы поели?
Уайетт помотал головой, и Костон предложил:
— Давайте перекусим. Может, долго еще не придется думать о еде.
Они спустились вниз и сразу же столкнулись с Мэннингом.
— Когда должен начаться ураган? — спросил он.
— Я пока еще не могу точно сказать, — ответил Уайетт. — Дайте мне еще пару часов, и тогда будет ясно.
Мэннинг был явно разочарован, но промолчал. Костон спросил его:
— Можем мы где-нибудь поесть? У меня урчит в животе?
