Рафаэль Сабатини - ПСЫ ГОСПОДНИ
На сей раз Маргарет прервал резкий голос помощника прокурора:
– Вы порочите себя постыдными предположениями.
Доброжелательный председатель трибунала поднял руку, призывая его к молчанию.
– Прошу вас, не прерывайте обвиняемую.
– Я уже все сказала, господа, – заявила Маргарет. – Цель ваша ясна и проста настолько, насколько она ничтожна, низменна и жестока. Если будете упорствовать в ее достижении, рано или поздно вы за это поплатитесь. Будьте уверены. Господь не потерпит, чтоб такое зло осталось безнаказанным. Надеюсь, его не потерпят и люди.
Фрей Хуан дал нотариусу время закончить работу, потом сурово взглянул на Маргарет.
– То, что вы приписываете нам такие недостойные мотивы, вполне естественно при вашем воспитании и незнании святой инквизиции, ее искренности. Мы не держим против вас зла, и не допустим, чтобы подобное обвинение усугубило ваше положение. Но мы его отрицаем. Нам и в голову не приходит щадить кого бы то ни было, какое бы высокое положение человек ни занимал, если он совершил преступление перед Богом. Кару несли и принцы крови за грехи, в которых их обвинила Святая инквизиция, без колебания и страха перед могуществом и влиятельностью этих лиц. Мы выше таких соображений. Мы скорей сами взойдем на костер, чем поступимся святым долгом. Будьте в этом уверены, сестра моя. Возвращайтесь в свою камеру и поразмыслите хорошенько над моими словами. Молю Господа, чтобы он помог вам достойно оценить происходящее. Мне ясно: ваше умонастроение не такое, чтобы наши старания помочь вам стали плодотворными.
Но Маргарет не хотела уходить. Она просила у судей разрешения сказать еще пару слов в свою защиту.
– Ну что вы можете добавить, сестра моя? – удивился Фрей Хуан. – Как вы можете оспорить очевидные факты?
Тем не менее он сделал знак охранникам отойти в сторону.
– Я оспариваю не факты, а выводы, сделанные из фактов. Никто не может подтвердить ваше фантастическое обвинение в колдовстве; никто не может заявить, что видел, как я готовила приворотное зелье, шептала заклинания, призывала дьяволов или производила какие-то действия, которыми славятся ведьмы. По поведению джентльмена, – к моему великому огорчению и неудовольствию он ассоциируется со мной – занимающего высокое положение в обществе, делаются выводы, порочащие меня и одновременно оправдывающие его. Элементарный здравый смысл подсказывает: такие же выводы можно сделать и в мою защиту.
– Если бы это было возможно, – сказал Фрей Хуан.
– Возможно, что я и надеюсь доказать.
Твердость Маргарет, ее искренность и чувство собственного достоинства невольно расположили к ней инквизитора. Подобные черты характера, казалось бы, сами по себе опровергали обвинение в колдовстве. Но Фрей Хуан напомнил себе, что сатана в своих проделках больше всего любит рядиться в чистоту и святость. Он позволил Маргарет продолжать, потому что правила, коими руководствовался трибунал, предписывали, что обвиняемого должно поощрять к высказываниям: часто таким образом тайное становилось явным. И Маргарет спокойно задала первый вопрос, заранее обдуманный ею в одиночестве:
– Вы утверждаете, что я околдовала дона Педро с целью женить его на себе, а впоследствии обманом склонить к принятию лютеранства, что обрекло бы его, по вашим представлениям, на вечные муки. Так почему же я не удержала дона Педро в Англии, где могла в полной безопасности претворить в жизнь свои злые умыслы?
Фрей Хуан обернулся к помощнику прокурора, как бы приглашая ответить обвиняемой, что, собственно, входило в его обязанности. Презрительная улыбка искривила губы помощника прокурора.
– Вы исходили из житейской мудрости. Граф Маркос – высокопоставленный и богатый джентльмен, и вы, естественно, хотели бы разделить с ним это богатство. Но стоило предать гласности тот факт, что граф Маркос остался в Англии, женившись на еретичке, его тотчас лишили бы высоких титулов, а богатство конфисковали. За такой грех его приговорили бы к сожжению на костре. Поскольку в суд он бы не явился, сожгли бы его изображение с тем, чтобы потом отправить преступника на костер без суда, как только он попадет в руки святой инквизиции.
Помощник прокурора усмехнулся, весьма довольный собой.
– Вы получили ответ на свой вопрос, – констатировал Фрей Хуан, обращаясь к Маргарет.
Она побледнела от возмущения.
– Вы полагаете нагромождение абсурда на абсурд ответом? – воскликнула она в отчаянии и, опомнившись, добавила: – Хорошо, давайте проверим сеть, которой вы меня опутали. Вы разрешаете мне задавать вопросы моему обвинителю?
Фрей Хуан вопросительно взглянул сначала на священника, потом на помощника прокурора. Первый пожал плечами и хмыкнул, давая понять, что речь идет о сущих пустяках.
– Почему бы и нет? Пожалуйста, пусть спрашивает – ut clavus clavo retundatur note 13, – произнес резким голосом второй.
Получив разрешение, Маргарет перевела взгляд на Фрея Луиса, сидевшего возле старательно пишущего протокол нотариуса.
– Вы подслушивали у двери каюты, когда дон Педро говорил со мной. Помните ли вы, что, умоляя меня выйти за него замуж, дон Педро сообщил: на борту корабля есть священник, который нас тотчас и обвенчает?
– Об этом я упоминаю в своем донесении, – ответил он со злобным огоньком в глазах.
– И что же я сказала в ответ?
– Ответа не последовало, – произнес он с расстановкой.
– Но если я колдовством хотела женить дона Педро на себе, как же я оставила его предложение без ответа?
– Молчание не расценивается как отказ, – заметил помощник прокурора.
Маргарет взглянула на него, и усталая улыбка промелькнула на ее лице.
– Тогда продолжим разговор. – Она снова обернулась к Фрею Луису. – Что я сказала вам наутро, повстречав вас на палубе?
Фрей Луис, посмотрев на председателя суда, сделал досадливый жест рукой.
– Ответ опять же в моем донесении. Я указываю там со слов обвиняемой, что ее доставили на борт корабля насильно, что дон Педро уговаривал ее выйти за него замуж, что она искала у меня защиты.
– Если бы я околдовала дона Педро, убедив его жениться на мне, обращалась бы я к кому-нибудь с такой жалобой, искала бы у кого-нибудь – особенно у священника – защиты?
– Разве я утверждал, что вы околдовали его с одной лишь целью – женить на себе? – повысив голос, заявил монах, и глаза его полыхнули злобой. – Откуда мне знать, какие цели преследует такая женщина, как вы? Я утверждаю лишь, что вы околдовали его, разве иначе богобоязненный, набожный сын матери-церкви думал бы о браке с еретичкой, совершая святотатство, угрожая священнику, проклиная кощунственно кровь людей, выполняющих священный долг служителей инквизиции?