Всеволод Воеводин - Слепой гость
— Дальше невозможно спускаться, — спокойно сказал Бостан, — некуда поставить ногу.
— Так поднимайся наверх, — удивился я.
Бостан ответил таким же спокойным голосом:
— Видишь ли, я не могу подняться. Я сорвался, сполз и теперь — ни вниз ни наверх.
— Тогда подожди, — сказал я, — я поднимусь, спущусь в том месте, где ты спускался, и брошу тебе пояс.
Бостан кивнул головой, и я полез наверх. Лезть было очень трудно, и через несколько метров я почувствовал, что уже устал. Я остановился передохнуть и в это время снова услышал Бостана.
— Если можешь, — говорил он тем же спокойным голосом, — пожалуйста, ползи скорей. Дело в том, что куст постепенно вылезает из земли, и я полечу вниз минут через десять.
— Хорошо, — ответил я, — я буду торопиться. — И полез дальше. Вероятно, если бы не мысль о том, что Бостан сейчас свалится с обрыва, я не выбрался бы так легко.
Но тут я лез, не думая о высоте, не оглядываясь, и очень скоро оказался на дороге. Не сразу я нашел то место, где спустился Бостан. Если бы еще раз я ошибся и полез не туда, я не успел бы вытащить моего товарища до того, как куст окончательно вырвется из земли. К счастью, я заметил на острой ветке шиповника маленький клочок материи. Сняв пояс и взяв его в зубы, я начал спускаться. Мы перекликались с Бостаном, и скоро я увидел внизу его маленькую фигурку.
— Скорей, пожалуйста, — говорил он, — понимаешь, такой нехороший куст, гнилой он, что ли.
Стараясь не волноваться, я как следует закрепился на выступе и осторожно опустил ему пояс. Медленно отпустив руку, Бостан потянул ее кверху. Теперь даже мне было видно, как при каждом его движении над ним шевелился куст и корни выползали из тонкого слоя земли.
— Нет, — сказал он, — не дотянуться. Ты не можешь еще немного спустить?
Я выгибался, как мог, пока пояс самым концом не коснулся пальцев Бостана.
— Держись! — услышал я его голос. Резко оттолкнувшись от камня, он подскочил и схватился рукой за ремень. Куст, на котором он держался, от толчка окончательно вырвался из земли и исчез где-то в глубине, о которой мне не хотелось думать. Медленно подтягивал я ремень, и Бостан полз, упираясь в камень ногами, и встал наконец на выступ со мной. Мы помолчали оба. Пот выступил у Бостана на лбу, и рука его, державшаяся за камень, мелко дрожала.
— Вот скучно было сидеть на кусте, — сказал он. — Кругом никого, а корни все ползут и ползут из земли.
Мы пошли дальше. Мы полезли наверх, помогая друг другу, и скоро выбрались на дорогу. Оба мы задыхались. Я рассказал Бостану все, что произошло в доме отдыха.
Бежать к пограничникам теперь не имело смысла, все равно они уж, наверное, все знали благодаря учителю Харасанову. Мы рассудили, что правильнее бежать в дом отдыха. По крайней мере мы не упустим шайку.
Мы шли по дороге. Я рассказывал об учителе Харасанове, о том, какой он хороший и мужественный человек, когда Бостан схватил меня за руку. Мы постояли молча. В тишине до нас доносились выстрелы.
— Что это? — спросил я. — Может быть, они кого-нибудь еще расстреливают?
Бостан покачал головой.
— Нет, это пограничники.
Это были не отдельные выстрелы, а частая, непрекращающаяся перестрелка. Со всех ног мы пустились бежать, держась за руки. Войдя в лес, мы замедлили шаги. Если еще не пришли пограничники, мы с минуты на минуту могли столкнуться с шайкой. Стреляли совсем близко, мы даже слышали крики, а один раз раздался сильный взрыв. Скоро за деревьями мелькнул дом, выкрашенный в белый с зеленым цвет.
Шайке пришел конец. Мы убедились в этом, когда влезли на дерево. Дом отсюда был прекрасно виден. Солнце уже садилось, и осколки стекол, оставшиеся в рамах, отсвечивали ярко-красным светом. И за осколками стекол иногда мелькали скорченные фигуры стрелявших. Пограничников не было видно. Они были где-то за деревьями, за толстыми стволами карагачей и чинар, за буйной зеленью кустарника. Можно было подумать, что в лесу кругом никого нет.
Из окна верхнего этажа высунулся мулла. Я вновь наблюдал его чудесное превращение. В нем ничего не было от того важного, неторопливого человека, которого знали поклонники Мехди. Это опять был хитрый, жуликоватый старик с бегающими глазами, и даже его почтенная, торжественная борода выглядела дрянной, ощипанной бороденкой. Да, Мехди, богом на путь наставленного, больше не было. Был снова провинциальный мулла, предатель и шарлатан, старавшийся теперь улизнуть от ответа. Перемахнув через подоконник, он стал делать, стоя на карнизе крыши, какие-то странные знаки. Он размахивал коробкой спичек, тыкал пальцем вниз и указывал себе на горло. Бостан догадался, что он хотел этим сказать. Мулла предлагал поджечь дом и просил себе за это сохранить жизнь.
Наверное, он долго бы еще сигнализировал, но в лесу щелкнул выстрел, и спичечная коробка вылетела у него из рук. Секунду мулла смотрел с испугом и ужасом на свою руку, в которой только что были спички, а потом оглянулся и, подобрав полы халата, юркнул в окно.
В это время открылась дверь дачи, и вся шайка выскочила в палисадник, стреляя в лес, туда, где за стволами деревьев и за кустами наперерез ей перебегали пограничники.
— Смотри, смотри, — говорил Бостан, задыхаясь от волнения, — смотри, они хотят пробиться.
Из лесу затрещали выстрелы, и несколько бандитов упало. Остальные тотчас же повернули обратно и, отстреливаясь, бросились к дому. Вылазка не удалась. Пограничники цепью перебегали палисадник. И вот в это время, случайно посмотрев вниз, я увидел Шварке. Он был совсем близко от нас, и с дерева мне было хорошо видно, как он осторожно перебегал кустами к лесу, все больше и больше удаляясь от дома. Но мне было видно и другое; за ним, отступя несколько шагов, крался Мамед. Затаив дыхание, мы наблюдали с Бостаном, как тихо двигались два человека один за другим, как Шварке, удаляясь от дома, шел все увереннее и спокойнее и как Мамед припадал к земле всякий раз, когда полковник оборачивался.
Они уже были почти под тем самым деревом, на котором, спрятанные в листве, сидели мы с Бостаном, когда Шварке заметил Мамеда. Он вскинул револьвер, но Мамед спокойно вышел из-за дерева, за которым стоял.
— Оставьте, — сказал он. — Вы не станете стрелять. Выстрел вас выдаст.
Шварке опустил руку. Длинная свежая ссадина — след пули — рассекала его лоб от брови до уха. Он был очень бледен.
— Я знал, что вы сделаете это, — сказал Мамед, с ненавистью глядя на него. — Все время я следил за вами. Какой же вы все-таки негодяй.
Шварке молчал.
— Это была неплохая выдумка — бросить отряд под перекрестный огонь, чтобы самому притвориться подстреленным и отползти в кусты. Ну, хорошо. Положим, вам наплевать на всю эту рвань, которая пошла за вами. Но я, ваш помощник... Вы и меня оставили на съеденье.
