Всеволод Воеводин - Слепой гость
Странное совпадение! Молодой человек, похожий на студента, рассказывал историю этой крепости, которую не раз собирались мне рассказать старый Джабар Йолдаш-Оглы, сторож на дынном поле, и мой мужественный учитель Харасанов. Но я засыпал. Я очень устал. Я мог думать только о нашей неудаче. Снова над моей головой полз туман и переплетались сучья. «Откуда здесь быть туману и сучьям?» — удивлялся я и тер кулаками глаза. Это синий табачный дым полз надо мной, и сквозь настил из сухого тростника и сучьев (убогая крыша этой затерянной в горах лачуги) кое-где поблескивали последние звезды.
— Смотрите, — продолжал молодой гость, — теперь хорошо видна угловая башня. Отсюда к ней идет тропинка, вырубленная прямо по скалам. Там есть переход шагов тридцать, не больше, но эти тридцать шагов можно пройти, только распластавшись по скалам. В туман, когда камни становятся влажными и скользкими, эта тропа непроходима. И вот персы двинулись...
Должно быть, чайханщик отворил дверь, потому что с пола потянуло холодом и к неторопливой речи молодого человека примешивался шум потока, бежавшего где-то неподалеку от чайханы. Сквозь дремоту я видел в четырехугольнике распахнутых дверей уже высокое, розовое небо и черную башню, точно сражавшуюся с набегавшими на нее облаками.
— Первого воина, ступившего на эту тропинку, хан застрелил из лука. Второй, раненный в ногу, свалился в пропасть. Третий...
— Дай-ка чаю, хозяин, — сказал кто-то.
Я проснулся. Это мне только показалось, что сон валит меня с ног, что я устал до потери сознания. С удивительной отчетливостью я слышал все, что происходило вокруг меня, слышал каждое слово и звяканье чайной ложечки о стакан, и шумные вздохи курильщиков. Но я не открыл глаз, я лежал, притворяясь спящим, и чувствовал, как Бостан изо всех сил сжимает мое колено, дает мне знак молчать.
— ...третий, — продолжал между тем молодой человек, — дополз, прикрываясь, до самого узкого места, и, пока он раздумывал, как ему переползти эти последние пять-шесть шагов, дротик, брошенный ханом, пробил его панцирь, и он упал следом за своими товарищами. Тогда персы бросились бежать. Один человек обратил в бегство целое войско, и нельзя сказать, чтобы это был такой уж богатырь. Но персы...
Голос чайханщика произнес:
— На, возьми сдачи.
— Не надо, дай еще хлеба, — сказал другой, тот голос. Бостан еще крепче сдавил мне колено. Больше я не мог лежать.
Зевая и потягиваясь, я поднял голову с мешка. Дверь была распахнута настежь, и проснувшиеся быки через порог просовывали в чайхану свои черные морды. Но никто не вошел и не вышел из чайханы, пока я дремал. Две женщины, закутанные в шали, пожилой человек с четками да двое крестьян, — все те же люди сидели за столом. Не спеша, отхлебывая из стакана горячий чай, один из крестьян обернулся ко мне. Я видел незнакомое лицо, длинные усы, какие носят горцы, и глаза белесые и сонные. Равнодушно он смотрел на меня, и так же равнодушно я отвернулся к его соседу, курившему трубку, и когда трубка разгорелась, увидел свежую ссадину, рассекавшую его лоб.
Не знаю, как у меня хватило выдержки не кинуться ничком на скамью и не закричать. В длинноусом крестьянине со свежей ссадиной на лбу я узнал Шварке! Второй был Мамед.
И уже около часа мы сидели с ними за одним столом!
— Но персы, — говорил неторопливо студент, — не ушли. Они перенесли лагерь к самому подножию крепости и решили взять хитроумного хана правильной осадой.
Я поднялся из-за стола. Когда за моей спиной стакан стукнул о блюдце, я думал, что у меня выскочит сердце. С порога чайханы в сизых утренних сумерках теперь я видел людей, спавших, на коврах, разостланных у края дороги. Их было пять-шесть человек, мужчин и женщин, — одна семья, спускавшаяся на равнину с кочевий, и только у одного из мужчин на ковре лежала охотничья двустволка.
— Они думали, что голод и жажда, — доносилось из чайханы, — заставят хана выйти из крепости. Но они не знали того, что...
Петух, привязанный за ногу к арбе, встал, отряхнул перья и заорал, задрав голову к последним звездам.
Ночь кончилась.
Пар повалил из дверей чайханы. Это чайханщик заливал водой очаг, готовясь проводить своих гостей, как полагается, на рассвете.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Молодой человек еще продолжал свой рассказ, но гости уже собирались в дорогу. Мой сосед засунул четки в мешок, и длинноусый крестьянин выколотил о стол свою трубку. А я сидел на скамье. Я опять сидел на скамье и притворялся спящим, потому что ничего другого мне не оставалось делать.
Я бросался от одной мысли к другой, и все они были нелепы. Разбудить кочевника с охотничьей двустволкой? Но что он поймет спросонья? Украсть самому ружье? Но даже если овчарки будут в это время спать, что я могу сделать, тринадцатилетний мальчик, с двумя бандитами, каждый из которых пристрелит меня раньше, чем я успею хоть слово пикнуть?
Все, что здесь произошло, произошло так внезапно, что до сих пор мне трудно рассказывать об этом по порядку. Кажется, за стеной чайханы заплакал ребенок, и женский голос сердито крикнул, чтобы напоили быков. Кочевники уже собирались в дорогу. Нужно было что-то делать немедленно, — может быть, просто закричать: «Хватайте этих людей» — и я вскочил и открыл глаза. И первое, что я увидел — это человека в дверях чайханы, державшего винтовку навскидку, и рядом с ним Бостана, который указывал пальцем в угол.
Было очень тихо. Шварке стоял, всем телом навалившись на стол, а Мамед медленно поднимал руки к потолку.
А затем лампа со звоном обрушилась на стол и погасла, и при вспышке выстрела я увидел чьи-то ноги, взметнувшиеся на воздух перед моим лицом, и вспышки ответных выстрелов, три подряд, и когда выстрелы вдруг оборвались — снова пустой четырехугольник дверей и в потолке, в раскиданном тростниковом настиле, совсем уже утреннее небо.
Я понял одно: Мамед и Шварке бежали — и с криком выскочил из чайханы. Мимо меня на неоседланном коне промчался милиционер, причем я разглядел только то, что он бос и крест-накрест перепоясан патронными лентами; метались овцы, и кочевник с двустволкой в руках стоял на дороге, свистом созывая бесновавшихся вокруг него псов. Я не удивился, каким образом Бостан, все время сидевший рядом со мной в чайхане, вдруг оказался на дороге с кочевниками и откуда здесь, в безлюдных горных лесах, появился этот странный милиционер, босой и с патронными лентами. Я тряс Бостана за плечо и требовал, чтобы он сказал мне одно: куда бежали те двое?
