Эллестон Тревор - Полет «Феникса»
Но есть нечто куда более важное, чем конец лётной карьеры. Он уже убил семерых, и даже если ему сохранят права, он не сможет больше взять на себя ответственность за чужую жизнь. В пятьдесят лет такое не стряхнёшь с себя просто так, не спишешь на невезение и никуда негодную сводку погоды.
Последний его полет будет завтра, если он вообще будет.
К утру отмыли бензином песок, налипший на смазку в соединениях рычагов во время последней бури. Сняли, прочистили и вновь поставили на место воздухозаборник. Стрингер проверил каждую деталь новой машины, придирчиво осмотрел все, сделанное их руками. Иногда он застывал в раздумье возле своего детища. Никто не беспокоил его в такие минуты.
Белами поддерживал огонь в горелке дистиллятора, руки двигались сами, по привычке. Кроу нашёл мешок для обезьянки, проделал в нем дырки для доступа воздуха, прикрепил проводом к гнезду. Сержант Уотсон неуклюже прочёсывал песок на будущем пути самолёта, очищая от мелких камней и метеоритов. Ему слышался иногда голос капитана Харриса, слышался так ясно, как будто он был где-то рядом. Сержант услышит его не раз во время суда, если выберется отсюда. Отказ подчиниться приказу офицера в обстоятельствах, сопряжённых с опасностью для жизни. Что ему будет за это? Подумать времени хватит — пока подержат на гауптвахте, разжалуют в рядовые. Нет, в будущем розами не пахнет. И, самое главное, некого больше ненавидеть. Харриса нет, а другого такого не найдёшь. Может, лучше остаться здесь, закрыть глаза, представить роскошную женщину, прямо как миллионеру на отдыхе, нажать на курок — и прощай, Уотсон, аминь!
Он механически выгребал из песка камни, зная, что если эта штука взлетит, он все же улетит на ней, хотя и не сможет объяснить, почему.
В четыре ночи взошла луна, и лампочка сразу потускнела, словно наступил рассвет. Теперь никто не работал, кроме Стрингера. Все сидели на песке спиной к свету, бодрствуя на зябком воздухе. Сил, чтобы согреть себя движением, не оставалось. Все хранили молчание. И когда услышали эти два слова, то растерялись,
— Все готово, — сказал он.
И все сразу переменилось. Потому что теперь все было позади, и оставалось только надеяться. А лелеять надежду легче, когда ради неё надо работать.
Моран посмотрел на Стрингера и вдруг увидел в нем человека, который отдаёт себя на их суд. Приговор отсрочен до утра. Интересно, сможет он выговорить хоть слово? Надо попытаться.
— Поз-равляю.
В забрезжившем рассвете добрались до самой горловины дюн. Прежде чем над землёй поднялся полный диск солнца, они очистили путь для самолёта.
Стрингер зашёл в салон выключить свет. В ту же розетку включил свою бритву и прислонился к переборке, зажмурил от боли глаза: вместе со щетиной бритва сдирала кожу, мешала сосредоточиться. Он пытался мыслить ясно. Теперь самолёт закончен. Все проблемы позади. Теперь «Феникс» должен взлететь. Эта мысль несла с собой беспокойство. До сих пор его занимала лишь постройка самолёта, теперь же предстояла окончательная проверка конструкции в воздухе. Что-то он мог и упустить: никогда прежде ему не приходилось строить полнообъемные самолёты.
Звук бритвы гипнотизировал, и он не заметил, как стукнулся обо что-то головой, падая на пол. Ему показалось, что лежал он долго, прежде чем услышал чей-то голос над головой.
— Мы готовы, Стрингер.
Он встал на ноги, а уж потом открыл глаза, увидел в дверном проёме Морана и забормотал:
— Иду. Я брился. Иду. — Он не обратил внимания на кровь на лице в том месте, которым ударился. Испытал только сильную досаду неизвестно на кого. — Вода? — спросил он штурмана, но Моран уже исчез. Он не хотел так жадно спрашивать о воде — получилось это само собой. Нарочито помедлив, он положил бритву в коробку и взял с собой, потому что в своих поездках никогда с ней не расставался.
Мистер Таунс. Где мистер Таунс? Его пилот.
Они сгрудились у хвоста, возле воды. Было полторы бутылки. Половина бутылки была ещё тёплой после дистилляции. Солнце светило в их лица. Они были безжизненны.
— Бутылка и половина бутылки, — сказал Моран, пытаясь чётко произнести слова. Ночью было безветренно, и роса не выпала. — Разделим полную. Остальное — Фрэнку. Ему нужнее — он пилот.
Баночкой разлили жидкость, следя, чтобы не пролилось ни капли. Из салона вышел Стрингер. По его щеке текла кровь. Он пил свою воду, как и остальные, закрыв глаза и испытывая странное чувство: глотать было нечего, вся вода уже исчезла, всосалась в распухший язык. И сразу пришло мучительное ощущение — захотелось ещё. Они отодвинулись от Таунса, пока тот пил свою повышенную норму.
Солнце уже жгло.
— Мистер Таунс. Взлетаем сразу же, как только прогреется мотор.
Таунс смотрел на испечённое лицо и подрагивающий рот, время от времени невыразительные глазки за стёклами сами сжимались, потом снова открывались. Робот был в действии.
— Как я уже говорил, у этой машины высокая тяговооруженность и очень низкая манёвренность при малых скоростях. Будет некоторое рысканье при разбеге, так как пропеллер только один. Помните, это не «Скайтрак». Благодаря широкому размаху крыльев бортовая качка будет незначительна. Если почувствуете, что способны удерживать машину на высоте в сто футов, оставайтесь на ней, подниматься выше нет смысла. С другой стороны, нужно оставить себе возможность исправить всякие признаки неустойчивости.
Глядя на них со стороны, Моран больше не тревожился; для этого он был слишком измождён. Перед ним стоял Таунс, старик с падавшими на плечи седыми волосами и провалившимися глазами, и слушал поучения юнца, растолковывающего ему, как лететь. Моран не знал ни того, о чем думает сейчас Таунс, ни того, что он скажет Стрингеру. Это будет первый и последний полет Таунса на образце, который никогда не пойдёт в серийное производство; ему предстоит стать единственным пилотом «Феникса», тоже единственного в своём роде. Если все это имеет для Таунса смысл, значит, у них есть шанс.
— Как вы знаете, щели закрылков установлены в открытом положении, и с пассажирами на борту во время полёта будет некоторое провисание хвоста. Учитывайте это. Я предполагаю крейсерскую скорость в сто пятьдесят — двести миль, поэтому мы должны будем заметить колодец самое большее через два часа. Если рычаги будут хорошо слушаться, сделайте широкий разворот на запад, а потом держите прямо, сосредоточившись на удержании устойчивого полёта. Вот и все, что вам нужно делать. Проблем быть не должно.
Таунс отметил, как снова сжались глазки за стёклами: робот отключился. Он внимательно выслушал все, что конструктор ему сказал, потому что сегодня всем им предстояло выжить или умереть, и это зависело от того, как он будет управлять рычагами.
