Татьяна Зингер - Нечего бояться
Брат... Светловолосый, остроносый -- он действительно чем-то напоминал меня. Только Ник к пятнадцати годам похорошел и возмужал, а я так и осталась нескладной дурнушкой. За доброту, отзывчивость, характер Ника любили многие. Но больше всех -- я.
-- Не плачу, -- зажмурилась до белых пятен и сумела успокоиться. -- Пообещай...
А он долго-долго клялся, что не наступит такого случая, из-за которого он не встретит меня в мире "сбоку" через год. Он скупит целую фабрику мармелада и назовет её в мою честь. И мы обязательно заживем вместе, как настоящие родственники из книжек или старых фильмов. Как брат с сестрой.
Когда окончательно стемнело, мы сбежали из школы, ещё раз попрощались около девичьего барака, долго обнимаясь напоследок. На завтраке Ник не появился. Я выискивала его, вертелась, теребила ворот блузки. Впустую. Через час шестнадцатилетние, повесив за плечи рюкзаки, отправились к Главной Станции, где выстроились в змеящуюся очередь. На въезд во "взрослый мир".
Я осталась одна.
Глава 2
Закончился последний урок, ученики спешили к выходу. В этой разновозрастной толпе мне повсюду мерещился смех Ника, его интонации. Раза три я оборачивалась, но заставала других мальчишек, ничуть не похожих на друга. Замешкалась, осталась одна посреди школьного коридора. Именно там и обрушились неприятности. Пять соседок по спальне обступили меня кругом. Саля, одутловатая и вечно раздраженная, приторно заулыбалась. Из её голоса, нарочито заботливого, сочилась желчь:
-- Тяжко без Ника?
-- Нет, -- я попыталась вырваться, но плечи девочек сомкнулись, как ворота. Вплотную.
Саля толкнула меня в грудь, отпихивая к стенке.
-- Мы не договорили, -- сказала тринадцатилетняя Вера, короткой стрижкой и квадратными чертами лица напоминающая парня.
-- Мы и не начинали, -- процедила я, скидывая с себя её пальцы.
Людская память поразительна. Старшие, затеявшие облаву пять лет назад, давно уехали, но почему-то оставшиеся, мои сверстники или даже те, кто младше, по сей день жаждут мести. За что? За то, что не добили, не втоптали в грязь по самую макушку?
Они не учли одного. Раньше я была ребенком, теперь превратилась в человека, способного постоять за себя.
Ударом в предплечье я оттолкнула Салю. Та выругалась и вцепилась в мою косу, но я вывернулась. Кто-то подставил подножку. Рухнула на пол, сквозь зубы выпустив воздух. Коленка Веры заехала прямо в нос. От боли из глаз посыпались искры. Тонкой струйкой потекла кровь. Я оперлась на ладони и встала. Сумкой с планшетом проехалась по щеке Веры. И ещё раз. Она взвизгнула, прикрылась локтями. Саля схватила меня за подбородок, я извернулась, укусив её в руку. Отвесила звонкую пощечину.
Чьи-то пальцы грубо вцепились в плечо. И женский голос прошипел:
-- Стой смирно.
Строгий, властный, холодный. Я подняла взгляд. Сбоку высились две учительницы. Одной из них была Анна; её встрепанные волосы напоминали неподстриженный куст, в глазах плескалась неприязнь. Второй -- седовласая математичка, у которой занимался параллельный класс.
-- Что тут происходит? -- вопросила она, растерянно покачав головой. -- Ларка А, ты в своем уме?! Это ж надо, удумала избивать тех, кто младше и не способен дать отпора... Кошмар! Ты хоть осознаешь, чем чревато столь мерзкое поведение?
-- Позвольте мне пообщаться с нарушительницей, -- аккуратно перебила Анна. -- Я в трудных подростках разбираюсь. Живо за мной, -- рыкнула она, получив одобрение, и повела меня в свой кабинет под хихиканье, смешанное со шмыганьем, от Сали.
Можно было наябедничать, что виноваты девочки. Но я предпочла промолчать. Рукавом блузки стерла с лица подсыхающую кровь. Ощупала нос; повезло, целехонек. Когда-то давно я умудрилась упасть лицом об ступеньку и сломать его -- непередаваемые воспоминания. Сейчас он побаливал, но терпимо.
Дверь захлопнулась за спиной, Анна провернула ключ в замке.
-- За что они тебя? -- без особого любопытства спросила она, указав на парту рядом с учительской.
Я покорно села на самый краешек, сцепила пальцы. Не хватало ещё показаться слабой.
-- С чего вы взяли, что первой начала не я? -- с вызовом.
Анна хохотнула и передала платок, которым я осторожно промокнула под носом.
-- Если ты в одиночку решила напасть на пятерых -- программа правительства по воспитанию психически здорового поколения с треском провалилась.
Я повела плечами.
-- Выходит, это так.
-- Ну-ну, -- Анна откинулась на стуле. -- И все-таки правила обязывают назначить тебе наказание и оставить пометку в личном деле. Не я, так другая учительница, которая не станет смягчать обстоятельства. Потому что, когда мы подошли, именно ты избивала девочек. Причем крайне агрессивно. Ты можешь пожаловаться, но подумай, кому поверят больше: им или тебе?
-- Я и не собираюсь оправдываться, -- ответила, поморщившись.
-- Помолчала бы, храбрая! Ты хоть осознаешь, как подобная запись испоганит твою жизнь? Драка -- это, подчеркиваю, ассоциативное поведение. После избиения младших тебе не видать ни приличной работы, ни перспектив -- ничего. Ты становишься опасна для общества.
Она не была в ярости, как вчера после вопроса Катерины. Наоборот сочувствовала, что ли? Я осмелела.
-- Разве вам не плевать на меня?
-- Плевать, -- подтвердила она так, будто мы общались на равных. -- И на тебя, и на остальных.
-- Тогда назначьте наказание.
Анна постучала излишне длинными для учительского персонала ногтями по столешнице. И сказала вкрадчиво, тихо, одними губами:
-- Отвратительно, когда ребенок сам просит погубить ему жизнь, лишь потому что так "правильно". Не находишь? Гадко... Раньше я не подозревала, что сюда отправляют вторсырье. Чтобы мы разлагались, питались собственной слабостью и отрывались на детях, превращая их в себе подобных. А вы безропотно подчинялись...
Я не понимала, о чем она говорит. Какое вторсырье, почему? К чему велась эта речь? Мы обсуждали последствия драки, а не жизнь учителей. Неужели она обращалась к ребенку за поддержкой, спрашивала моего одобрения? Бледные щеки Анны налились розоватым оттенком, глаза сузились. Она напоминала сумасшедшую. Или окончательно опустошенного человека, который вот-вот потеряет рассудок.
-- Мадам, зачем вы рассказываете это мне? -- рискнула я.
Она глянула куда-то сквозь меня.
-- Неужели человек, которого даже зовут по-особенному, не разделяет моих мыслей? -- и внезапно разъярилась: -- Разумеется, у тебя всё банально и размечено! Муж, профессия, безбедная старость. Считаешь наблюдателей обычными людьми, которым не повезло с распределением? Или которым предоставлена честь оберегать тебя от зла? Покорная овца в стаде. Ты жаждешь наказания? Я назначаю тебе карцер. Иди.
