Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ)
Однако у Палецких его неожиданно ждали добрые вести. Нина явно начала поправляться, минувшей ночью она спокойно спала, перестала бредить. Случилось и ещё кое-что - не менее странное и приятное. Весь день девица просидела в зале, укутанная теплым пледом, расспросила княгиню о похоронах сестры, при этом дважды назвала Марию Вениаминовну "тетушкой", а Ирину Палецкую "сестричкой", что весьма изумило последних.
Нина назвала и вошедшего Корвин-Коссаковского "дорогим дядей", чем тоже ввергла его почти в ступор. Чуть придя в себя, Арсений Вениаминович попытался снова спросить племянницу о видении у Любомирских, при этом твёрдо решил ни словом не обмолвиться Нине о гибели Анастасии.
Тут он и вовсе оцепенел. Нина Черевина опустила глаза в пол и вдруг твердо проговорила:
-Там мертвец был, покойник. И скелет. Я видела - прошел он к ней, а там, за ними, зеркало стояло. Анастасия была в том зеркале, а он - нет! Она думала, что он жених, а он мёртвый! - голубые глаза Нины были осмысленны и налиты слезами. - Я кричала ей, чтобы она побереглась, но она отвернулась, не поверила мне. Да только я не ошиблась. Не было его в зеркале-то, не было... - прошептала она. - А скелет всё заигрывал с Елизаветой, то про духов ей рассказывал, то про моды, а сам всё к ней костлявые руки протягивал, на ухо шептал что-то... Потом на меня как глянет... - девушка снова побледнела.
-А за Лидией этот покойник тоже ухаживал? - осторожно спросил Корвин-Коссаковский, страшно желая узнать правду, и одновременно, боясь снова расстроить хрупкое здоровье Нины.
-Он на меня смотрел, меня он убить хотел. Красавцем прикинулся, обманул, а сам он - призрак ночной, навь...
-А Лидия?
-Она - в саване... тоже мертвая.
Корвин-Коссаковский глубоко задумался. Было понятно, что девушка сейчас вменяема и разумна. Её взгляд был твёрдым и осмысленным, она явно понимала, что говорила, при этом точно пересказывала своё видение, и если не называла покойников - так только потому, что не могла их узнать в гостях князя Любомирского. Стало быть, она видела именно Клодия Сакрилегуса, Цецилия Профундуса и Постумия Пестиферуса - тех же, кого видел и Бартенев.
Но почему Нина вдруг заговорила так внятно и четко, почему стала так спокойна и тиха? Безусловно, на неё повлияла смерть сестры, она закричала тогда, что Лидия "мертвая"... Но кем был Сабуров? Скелетом или покойником?
Этого было не понять.
Арсений распорядился, чтобы Палецкие никого не принимали, даже не пускали в дом, приказал сестре по-прежнему спать с Ниной, в трепете велел повесить на окно вязанку чесноку и поставить на сервант икону Спаса, сам же поехал к себе на Лиговский. Его снова искусило желание повидаться с другом, но час был слишком поздний, Арсений решил навестить Бартенева на следующий день, и, едва раздевшись, рухнул на постель, совершенно обессилев за этот долгий и тяжелый день.
Глава 2. Новые скорби князя Любомирского.
Бесы наводят уныние на душу в предположении,
не истощится ли ее терпение,
не покинет ли она самого жительства по Богу,
признав его невыносимо трудным.
"Цветник" Дорофея
Увы, планы Корвин-Коссаковского были снова нарушены, притом, с самого утра. С трудом поднявшись, он приехал на службу, мечтая о чашке горячего чая, коего не успел выпить дома. Он уже вдыхал его аромат, когда зашел Путилин.
-А ты новости-то знаешь? - осведомился он. - Ратиев убит вчера, а Энгельгардт ранен в ногу.
-Как? - ахнул Корвин-Коссаковский, подлинно оторопев. - Когда? Что случилось?
-Ничего особенного. Дуэль. Причины неизвестны, секундантами были Грейг и Протасов-Бахметьев. Стрелялись позавчера. Грейга сейчас дома нет, а вот Протасова вчера видели у в ресторане Палкина, на Невском. Пока ничего больше не знаю.
Пока же Путилин сообщил, что князю совсем плохо, он разбит и охает, между тем Елизавету Любомирскую так и не нашли, несмотря на то, что каждый час осведомлялись у околоточных. Кроме того - Иван Дмитриевич поделился некоторыми данными, обнаруженными его людьми. Выяснилось, что в доме чаще всего в последние дни мелькали Макс Мещерский, Всеволод Ратиев, Герман Грейг и Даниил Энгельгардт, да еще бывал граф Протасов-Бахметьев. При этом если раньше с девицами часто видели Александра Критского, он барышням на гитаре играл и пел с ними, то уж неделя минула, как он не заглядывал. Путилин еще вчера собирался побывать у всех, и вынюхать, что только возможно. И вынюхал пока про дуэль.
Но тут в кабинет ворвался тощий сыщик, дежуривший в доме Любомирских и надзиравший за подготовкой к похоронам - с новыми известиями, притом кошмарными. Час назад Елизавета Любомирская была найдена. И вовсе не люди Путилина разыскали девицу. Она отыскалась абсолютно случайно, просто ненароком. Экономка князя Мария Караваева, едва ударяли холода, всегда пополняла хозяйственные запасы сухофруктов, меда и варенья, вместе с кухаркой Лукерьей Лысенковой перенося их на кухню: мёд и варение они хранили в подвале, а мешки с сушеными яблоками и курагой - на чердаке. И вот, когда они загрузили кухонные шкафы горшками с медом да банками с вареньем, Лукерья полезла на чердак за курагой. Не было ее полчаса, а так как Мария Зиновьевна не любила, чтобы слуги зря прохлаждались или на минутное дело час расходовали, она, заметив отсутствие кухарки, сама поднялась на чердак. В темноте она сначала споткнулась и упала, потом все же поднялась и тут натолкнулась на тело кухарки. Лысенкова была в глубоком обмороке, рядом с ней валялась разбитая лампа, с которой та полезла на поиски кураги. Экономка ринулась за нашатырем и новой лампой, но снова поднявшись на чердак, - теперь со светом, чтобы привести Лукерью в чувство, - едва устояла на ногах сама, ибо увидела молодую барышню.
Елизавета висела в петле на кровельной перекладине.
На крики Караваевой сбежался весь дом, и первыми подоспели люди Путилина. Они быстро вместе со слугами снесли сверху обморочную Лукерью, которая от нашатыря быстро пришла в чувство, потом занялись покойницей, сразу направив одного из сыскарей за Путилиным.
Путилин зло сплюнул и поспешил на Миллионную, за ним последовал и Корвин-Коссаковский, правда, медленно. Арсений понимал, что произошло нечто ужасное, но душа отказывался воспринять его, а ведь ему казалось, что он готов к этому. Итак, бесовщина подлинно полакомилась всласть, мерзавцы получили своё сполна, а он так и не смог ничего понять, ибо то ли нелюди были слишком похожи на людей, то ли люди ничем не отличались от нечисти.
