Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ)
Тут мысль Путилина пошла уже истинно криминальным путем: он пожелал узнать о завещании князя. Любомирский, разбуженный от сонных зелий, коими его напичкал доктор, сказал, что всё оставил дочерям, у него других наследников нет.
- Ну, а после дочерей кто наследует?
Князь поднял на Путилина сонные, заплывшие глаза. Он понял и задумчиво покачал головой.
- Нет... не может того быть. Сестра умерла. Есть родственник, мой двоюродный брат, Алексей. Он в Москве с женой живёт. Детей у них нет. Нет, не он это. И не нищий он, и сам говорит - жить не для кого. И не мог он внучатую свою племянницу... - Князь снова завыл, - любит он Настёну-то... не он это... Зачем ему... Доченька моя!...
Корвин-Коссаковский поморщился, сердце его сжалось, князя, что ни говори, было жаль. Он давно простил его сиятельству злословие и язвительные остроты, ибо перед лицом такого горя можно было простить всё. Но один вопрос он Любомирскому задал:
-А Николаев, что умер года четыре назад, он вам кем приходился?
Князь тупо посмотрел на Арсения Вениаминовича, явно не понимая, о чём он спрашивает, но потом всё же сообразил и ответил.
-Что за разница... Племянник он мне.
-А чей он сын? У вас с Татьяной ещё одна сестра была?
Князь мрачно поглядел на него исподлобья.
-Если не по праздному интересу спрашиваете...
-Не по праздному, - твердо проговорил Корвин-Коссаковский.
Любомирский вздохнул. Глаза его теперь были живыми и больными.
-Танькин он сынок, но не Перфильевский, тот уж умер тогда, а большого человека, что Таньку тогда обхаживал. Она его племянником называла, говорила, что сын, дескать, дальней родственницы.
Корвин-Коссаковский задумчиво кивнул и ничего не сказал. Потом, уединившись в зимнем саду, погрузился в тёмные, непроницаемые размышления. Арсений Вениаминович был абсолютно уверен, что дело это не будет числиться Путилиным среди раскрытых, ибо уверенно прозревал за произошедшим шалости бесовщины. Да, это были проделки Клодия Сакрилегуса, Цецилия Профундуса и Постумия Пестиферуса. И то, что покойник Николаев был родным этой семейке по крови, усугубляло его подозрения во сто крат.
Но кто? Кто они? По сути, он уже проиграл, хоть и изначально, едва услышав от Бартенева о разговоре нечисти, оценивал свои шансы как весьма скромные. "Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной..." Где уж ему скрещивать шпагу с духами злобы поднебесной... Он не смог спасти Лидию, не сумел предупредить и гибель Анастасии Любомирской...
Вечером до князя дошло, что Лизаветы тоже нет дома. Она бесследно пропала. Однако, пройдя сквозь пары успокоительных микстур и сонных зелий, это известие не убило, а скорее удивило его.
-Нужно найти её, она, наверное, на Невском, у ювелира, - бубнил он, глядя в одну точку.
Сыщики сказали Путилину, что на Невском были, но княжны нигде нет, но тот и так понимал, что ситуация становится сложней с каждой минутой. За окном уже смеркалось, и теперь приходилось сделать горький вывод о возможном двойном преступлении в доме Любомирских.
Обратно в Департамент Корвин-Коссаковский направился с Путилиным около шести пополудни. Солнце давно исчезло под плотным покровом грязно-серых туч, с Невы поднимался белесый туман, погода была сырой и пасмурной. Путилин сказал, что к ночи будет проливной дождь, а, может, и мокрый снег. Корвин-Коссаковский кивнул. Поздняя балтийская осень выпала мягкой, но сейчас время её ощутимо кончалось.
-Куда, по-твоему, девчонка-то младшая запропастилась? - Путилин глядел мрачнее тучи.
-Она тоже мертва, - уверенно сказал Корвин-Коссаковский, ни минуты не сомневаясь в своих предположениях.
Путилин зло, но согласно кивнул. Да, этот вывод напрашивался. В случайность исчезновения Елизаветы Любомирской в день гибели её сестры Анастасии - верилось с трудом. Но Иван Дмитриевич все же высказал некоторое предположение.
-Слушай, а не могло ли быть так, что девицы из-за кавалера повздорили, одного не поделили, младшая с ним сбежала, а старшая в отчаянии - в реку кинулась?
Версия была логична, но кто кавалер-то? При мысли, что с девицами Любомирскими подшутил Сабуров, Корвин-Коссаковский горько усмехнулся. Едва ли. Сабуров исчез, но исчезновение Клодия не помешало бы Цецилию и Постумию забавляться дальше, ведь именно так между ними и договорено было. Арсений был уверен, что тут действует нечисть.
Тут ему подумалось, что Путилин мог бы и помочь ему в поисках, даже сам того не понимая. Делиться с Иваном Дмитриевичем рассказом Бартенева Корвин-Коссаковский не собирался, слишком хорошо осознавая, что прагматик и агностик Путилин просто не поймет его и, конечно же, на поверит. Но кое-что тот сделать мог - тем более, что штат, на численность которого не уставал жаловаться Путилин, был в три раза больше, чем у Корвин-Коссаковского.
-Ты, Иван, проверь тех, кто в доме в последние дни крутился. Я там видел Даниила Энгельгардта, Германа Грейга и Ратиева. Их и проверь.
Путилин тщательно записал имена и кивнул.
-Дрянное дельце свалилось, ох дрянное, - вяло посетовал он.
Расставшись с Путилиным, Корвин-Коссаковский, хоть и помнил, что собирался к другу, взяв извозчика, направился к Марии, он хотел узнать о здоровье племянницы. Нина не была на похоронах сестры, княгиня не захотела везти ее туда, да и сам Арсений был того же мнения. Теперь он, покачиваясь на рессорах экипажа под мерный шум начавшегося дождя, снова задумался о чертовой песенке, прозвучавшей из кареты, опередившей их на кладбище. Это могло быть и совпадением: мало ли часов с одинаковым боем! Но Арсений покачал головой. Сам он в совпадение не верил. Он закрыл глаза, откинувшись на подушки, пытался восстановить в памяти картину похорон, вспомнить, кто сел в наемный пароконный экипаж...
Увы, он просто не видел этого, следя за служителями погоста. Явно не заметил этого и Порфирий Бартенев, не то, конечно, сразу сказал бы ему. А что в итоге? Ещё один упущенный шанс. Впрочем, Корвин-Коссаковский теперь, после гибели Лидии Черевиной и Анастасии Любомирской, почему-то не ощущал уныния, того чувства беспомощности и малодушной слабости, что сковывали его поминутно после бала у графини Нирод. Теперь в нём была холодная ярость и леденящая душу злость. Понимание, что, если что-то случится с Ниной, дело будет иметь для него только академический интерес, не заставляло его успокоиться, но напротив, бесило, и он решил - в безумном ослеплении ярости, что, если не спасёт Нину, - сотворит то, о чём до сей минуты и помыслить не мог. Он разроет с Бартеневым на Митрофаньевском погосте чёртову могилу, извлечёт из нее покойника и проткнёт треклятый труп осиновым колом!! Болото ему, конечно, не осушить, нетопыря не поймать, а вот гроб - вещь реальная, его пощупать можно. Вот его-то он и достанет!! От этой дикой мысли его всего вдруг сотрясло, но минуту спустя он уже успокоился, это решение наполнило его силой и укрепило дух.
