Густав Эмар - Росас
— Не думаю, что вы им сделали!
— Ничего, ничего! Но предположи, что они спутают меня с другим и…
— Ба-а! Оставим это, дорогой учитель, вы сказали, что пришли ко мне прямо от Араны, не так ли?
— Да, да, Мигель.
— Ну, тогда у вас была причина прийти сюда.
— Да.
— Какая же она, друг мой?
— Я не знаю, не хочу этого говорить. Я не хочу более ни политики, ни сообщений!
— Так вы пришли сделать мне сообщение о политике?
— Я не говорил этого!
— Держу пари, что в кармане вашего сюртука находится важная бумага.
— У меня ничего нет.
— Я тем более готов держать пари, что, на выходе отсюда, вас может обыскать какой-нибудь федералист, чтобы посмотреть, нет ли при вас спрятанного оружия, найдя эту бумагу, он убьет вас немедленно!
— Мигель!
— Сеньор, дадите ли вы мне или нет те бумаги, которые принесли с собой?
— С одним условием.
— Посмотрим, что за условие.
— Чтобы ты более не требовал от меня нарушения моего служебного долга.
— Тем хуже для вас, потому что Лаваль будет здесь раньше, чем через четыре дня!
— Как! Ты откажешься признать те громадные услуги, которые я оказал делу свободы?
— Да, если вы остановитесь на половине дороги.
— Ты думаешь, что Лаваль вступит в город?
— Он для того и пришел.
— Ну, между нами говоря, я также думаю; вот почему я и пришел к тебе. Есть кое-какая перемена.
— В чем? — быстро спросил молодой человек.
— Возьми и прочти.
Дон Мигель, развернув бумагу, поданную ему доном Кандидо, начал читать:
Сан-Педро, 1-го сентября. Два дня тому назад Маскарилья двинулся вперед с тысячью человек, чтобы овладеть пуэбло29, но жители выказали необычайную решительность, и он был отброшен; у него было одно орудие, полтораста пехотинцев и около шестисот пятидесяти кавалеристов. Атаку он произвел сразу с двух сторон. В одно мгновение он уже достиг площади, но был отброшен нашим огнем. Потеря была в сто человек.
Прилагаю к этому списку копию депеши, полученной мною от генерала.
Завтра я вам напишу более подробно.
Хуан Камелино Сеньору Д…
— Посмотрим теперь документ, на который он ссылается! — сказал Мигель после минутного молчания.
— Вот он! — отвечал дон Кандидо. — Эти два важных документа были найдены в шлюпке, захваченной сегодня ночью; я снял с них копию наскоро, чтобы показать тебе.
Дон Мигель, не слушая дона Кандидо, взял из его рук и начал читать с величайшим вниманием следующее письмо:
Освободительная армия, главная квартира на походе.
29 августа 1840 г.
Сеньору дону Хуану Камелино, военному коменданту Сан-Педро.
Главнокомандующий имеет удовольствие сообщить Вам для объявления по вверенным Вам войскам, что из перехваченных депеш дона Феликса Альдао к тирану Росасу видно, что общественное мнение внутри страны как нельзя более благоприятно для дела свободы. Провинции Кордова, Сан Луис и Сан Хуан отказали Альдао в требуемой им помощи. Провинция Ла-Риоха восстала против тирании Росаса и вооружила многочисленную кавалерийскую колонну и восемьсот пехотинцев. ГенералЛа Мадрид вступил на территорию Кордовы во главе своих храбрых солдат, вскоре он поддержит операции освободительной армии.
Дивизион Вега совершенно рассеял в Наварро отряды милиции, собранные Чирино. Один эскадрон из числа этих милиционеров перешел в ряды нашей армии.
Главнокомандующий узнал, что милиционеры Магдалены восстали и покинули своих вождей, когда последние хотели присоединить их к армии Росаса.
Дело свободы одерживает быстрые успехи, и главнокомандующий надеется, что вскоре усилия солдат отечества, в особенности же храбрых защитников Сан-Педро, будут вознаграждены.
Объявите по вверенным Вам войскам те новости, которые я Вам сообщаю, прибавив к этому, что освободительная армия не подражает той системе лжи, которой тиран тщетно пытается скрыть свое критическое положение.
Копию с этой депеши пошлите мировому судье в Барадеро.
Бог да хранит вас.
ХуанЛаваль
— Как тебе это кажется, Мигель? — спросил дон Кандидо, когда дон Мигель окончил чтение этой важной бумаги.
Молодой человек молчал.
— Они идут, Мигель, они идут!
— Нет, сеньор, они уходят, наоборот! — отвечал молодой человек, комкая в руках бумагу.
И, встав со своего места, он начал взволнованно ходить по кабинету.
— Ты с ума сошел, Мигель?
— Другие сошли с ума, а не я!
— Но они обошли Лопес той дорогой, уважаемый Мигель.
— Это ничего не значит.
— Разве ты не видишь в них горячего, стремительного, страшного энтузиазма?
— Это ничего не значит.
— В здравом ли ты уме, Мигель?
— Да, сеньор, в здравом. Те, кто думает теперь о провинциях, — вот кто не в здравом уме, кто не доверяет своим собственным силам и не видит счастья, находящегося в двух шагах от него. Что за странный рок преследует эту партию и вместе с нею отечество! — вскричал дон Мигель, продолжая расхаживать большими шагами по комнате, в то время как дон Кандидо с изумлением смотрел на него.
— Хорошо. Тогда мы, федералисты, скажем…
— Что унитарии ни черта не стоят! Вы правы, сеньор дон Кандидо!
В это время в парадную дверь дважды сильно ударили молотком.
ГЛАВА XVII. Где Пилад сердится
Дон Кандидо вздрогнул.
Дон Мигель, наоборот, из печального и мрачного, каким он был минутой раньше, стал вновь спокойным и почти веселым. Вошедший слуга доложил о приходе дамы. Молодой человек приказал просить ее.
— Не надо ли мне удалиться, друг мой?
— В этом нет необходимости, сеньор.
— По правде говоря, я предпочел бы дождаться тебя, чтобы выйти вместе.
Дон Мигель улыбнулся.
В эту минуту в кабинет вошла женщина, ее движения сопровождались таким шумом, как будто она была одета в платье из проклеенной бумаги. У нее на голове был федеральный шиньон в полфута высотой, а толстое, широкое смуглое лицо было обрамлено английскими черными буклями.
— О! — вскричал дон Кандидо.
— Войдите, мисеа30 Марселина! — произнес дон Мигель.
— А, вы оба здесь!
— Мы самые!
— Пилад и Орест!
— Вот именно!
— Это Пилад! — сказала донья Марселина, протягивая руку дону Кандидо.
— Сеньора, вы роковая женщина! — отвечал он, живо отбегая от нее.
— Неужели в тебе не сохранилось ни любви к отечеству, ни дружбы, бронзовое сердце?
— Дай Бог, чтобы я был из бронзы с головы до ног! — пробормотал, вздыхая, дон Кандидо.
