Эллестон Тревор - Полет «Феникса»
— Нормально.
Таунс приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел ему в глаза.
— Лью, я спятил, да?
— Да.
Таунс отвернулся.
— Я знал, что это случится. Ведь я возненавидел его. Доходило до того, что каждый раз, когда я видел это лицо, мне хотелось его ударить. Ничего не понимал, знал только, что ненавижу. Теперь я все обдумал. И вот что я тебе скажу: это случилось потому, что он молод и решил взять на себя мою ответственность.
Слушая его, Моран смотрел на огромную луну. Он узнавал о Таунсе такое, о чем не подозревал раньше, о чем до последнего времени не знал и сам Таунс. Это была исповедь.
— Вот ещё что, Лью. Я в какой-то, хоть и в малой, мере привык к власти. Даже если лётчик не больше, чем водитель автобуса, на борту он — царь. А этот юнец никогда не знал власти, и теперь она затмила его разум. Так ведь?
— Так.
— Где же выход, Лью?
— Признай его власть.
— Хорошо. Так и я теперь думаю.
Моран готов был сколько угодно поддерживать разговор, Таунс, избавившись от своей пытки, провалился в глубокий сон. Кое-как укрыв его, Моран удалился.
Росы не было. Они прополоскали рот и горло той малой толикой воды, которая дистиллировалось за ночь. Моран отнёс Стрингеру его долю.
Тот принял её без слов. Пота на нем не было, но глаза лихорадочно блестели. Моран долго его увещевал, спрашивал, могут ли они на него рассчитывать. Парень молчал, хотя и слушал.
Теперь Моран сидел в тени крыла вместе с Кроу и Белами. Каждые пятнадцать минут смещали испаритель и горелку, чтобы прямые лучи падали на банку, а бутылка оставалась в тени.
Белами записал: «Двадцать пятые сутки, пятница. Думаю, вот и конец. Таунс со Стрингером ещё остывают, прошлую ночь не работали. Не думаю, что смогу работать и я. Сил не осталось. Жидкость дистиллируется, но воды мало. Если утром не будет росы, это конец. Почти рад этому. Теперь спать».
Кроу спросил у Морана:
— Почему бы не сделать паяльную лампу для этой штуки? Можно взять топливо с другого мотора…
Моран снова повернул солнечный рефлектор.
— Жидкость и так кипит. Если кипение будет сильное, выбьет трубку и вода загрязнится, — объяснил он.
Снова навалилась тишина. Уотсон и Тилни распростёрлись под шёлковым пологом. Никто не помышлял крутить генератор: даже поднять руку было тяжело.
За дюнами на востоке стервятники все ещё сражались за остатки верблюжатины, а незадолго до полудня вся стая начала кружить прямо над самолётом, высматривая добычу. Уотсон трижды выстрелил, не целясь, стая рассеялась и улетела.
Моран снова поднялся и побрёл к самолёту. Солнце жгло голову и плечи. Предметы теряли очертания, перед зажмуренными глазами мелькали черно-белые полосы.
Стрингер не спал. Он равнодушно взглянул на Морана.
— Стрингер, вы хотите погибнуть? — голос его скрежетал.
— Нет. — Это было первое слово, сказанное Стрингером после того ужасающего вопля.
— Но вы погибнете.
— Думаю, да. — На Морана он не смотрел.
— Сегодня пятница. Ещё есть шанс, если вы нам поможете. Таунс готов признать ваш авторитет. Вы ведь этого хотите, да?
— Оставьте меня в покое. — Он зажмурил глаза.
— Ночью я намерен сам закончить с рычагами. Утром собираемся взлететь.
— Вы разобьётесь. — Его веки дрогнули, в тоне прозвучало раздражение.
— Возможно. Но лучше это, чем смерть от жажды. Вина будет не ваша. Стрингер. Конструкция хорошая, просто незаконченная. Послушайте, если вы…
— Оставьте меня, Моран вышел и повалился на песок под пологом. Он сделал все, что мог. Теперь спать.
Солнце клонилось к закату. Испаритель, стоявший под краем крыла, оказался в тени, и металлический рефлектор сверкал без пользы. Масло в горелке кончилось, в воздухе потянулся густой дымный шлейф: одного солнца для кипения не хватало.
Медлительная тень плыла по песку, густея по мере того, как птица, снижаясь, делала все меньшие круги, высматривая добычу.
Полог завис неподвижно. Тишина была абсолютной: насытившись, птицы оставили верблюжий скелет и тяжело проплыли на запад, к горам, покидая эти места. Эта же, видимо, была не так сыта, как остальные, или её останавливала сила инстинкта, учуявшего приметы смерти у существ, способных пока передвигаться по земле.
Птица опустилась ниже, выворачивая на поворотах чёрные крылья, непрерывно вертя лысой головой, чтобы не упустить жертву. Теперь тень была такой же чёрной, как сама птица, и такой же бесшумной.
Выстрел разметал крылья по воздуху. Птица пронзительно крикнула и неуклюже зашлёпала крыльями в сторону дюн. На песок посыпались перья.
Сержант следил, как она улетает. Он намеревался подпустить её поближе и только потом стрелять, но вид клюва и жадных глаз вызвал спазмы в желудке, и он выстрелил раньше.
— Черт возьми! Кто стрелял? — вскинулся уже забывшийся было в дрёме Моран.
— Уотсон.
— Что это было?
— Стервятник.
— Попал?
— Задел за крыло.
Все встряхнулись ото сна, и сразу включилась память, пошли мысли страшнее стервятников. Одни снова улеглись. Кроу подлил в горелку масла, пролив мимо и присыпав лишнее пламя песком.
Они искали истинную причину спустившейся тишины, забыв, что недостаёт шума генератора.
— Кого я вижу! — вдруг изумился Кроу.
В двери самолёта стоял Стрингер. Белами его не видел и переспросил:
— Кого?
— Проснулась их светлость.
Стрингер не двигался. Он стоял в самой середине дверного проёма, вытянув руки вдоль туловища, ни на что не опираясь. Он переводил взгляд с одного на другого, рывками поворачивая узкую голову. Все приподнялись. Убедившись, что привлёк общее внимание, Стрингер резко выкрикнул:
— Я хочу с вами поговорить, Солнце зависло над западными дюнами, и та сторона самолёта была в тени. Даже ради Стрингера Моран не нашёл бы в себе силы выйти из укрытия
— он способен был ходить только по теневой стороне. Песок обжигал ноги. Он подошёл к человеку, стоявшему в двери.
— Со всеми?
Яркие песчинки, отражённые в стёклах, делали его похожим на инопланетянина с огромными золотыми глазами, способными выжигать целые города.
— Боже! Только посмотрите, — вновь изумился Кроу.
Поднялся на ноги и зашагал к двери Таунс. Первый из всех других. Он встал рядом с Мораном, глядя в лицо Стрингеру. Двинулся Уотсон. Тилни.
— Пойдём, Альберт, — сказал Белами.
Стрингер ждал. Они встали полукругом, уставясь на него. На стёклах виделись их отражения. Сквозь стекла просматривались и его глаза — очень яркие. Он молча наблюдал за ними, рывками поворачивая голову от одного к другому. Косые лучи, пройдя сквозь иллюминаторы, обрамляли его голову светлым ореолом.
— Мистер Таунс?
— Да.
