Всеволод Воеводин - Слепой гость
— Ты скверно делаешь, — негромко сказал Орудж. Абдулла посмотрел на Оруджа и резким движением вырвал карабин.
— Орудж, — сказал он, — это Бетке, подручный полковника Шварке. Он убил отца и сегодня пытался убить Гуризад.
— Я знаю, — сказал Орудж. — Но он еще нужен нам. Не спорь со мной.
И снова шея Абдуллы начала наливаться кровью.
— Мы все здесь судили его, — сказал он, — мы все четыре брата, и твоя сестра Гуризад согласилась с нами.
— Я, пятый брат, — сказал Орудж, — говорю вместе с вами, что этот человек заслужил смерть. И он не уйдет от нее.
Вскинув винтовки, красноармейцы повели Бетке.
— Стойте! — крикнул Абдулла. — Орудж, слушай! Я дал клятву. Из этого карабина... — Он задыхался.
Орудж положил ему руку на плечо.
— Я знаю, Абдулла, — сказал он мягко. — Но неужели ты хочешь, чтобы он умер молча? Нет, он еще расскажет нам обо всех своих замыслах. Больше я тебе ничего не скажу.
Мышцы, напрягшиеся на шее дяди Абдуллы, слабели. Со свистом он перевел дыхание.
— Ладно, — сказал он, — веди. Ты все-таки тоже сын моего отца.
Орудж приложил руку к козырьку и, повернувшись, скомандовал красноармейцам. Он пошел впереди, а сзади шел Бетке и два красноармейца с винтовками по обе стороны от него. Они вступили в лесную тень. Бетке оглянулся. Он посмотрел на моих дядей, молча провожавших его глазами, на меня, его пасынка, с которым он жил не один год, которому дарил книжки, баловал и ласкал. Он посмотрел на нас и улыбнулся бессмысленной, злой улыбкою, такой злой, что мне стало страшно. Потом он скрылся за стволами горных дубов, но я навсегда запомнил его улыбку, улыбку моего отчима, унтер-офицера гитлеровской службы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Рустам увез мою мать на арбе, которую он нанял в ближайшем селении, дяди мои ускакали на конях, а я отказался сесть на коня вместе с дядей Абдуллой, оказав, что у меня дела. Я решил все-таки вернуться в Мертвый город, потому что не мог чувствовать себя спокойным до тех пор, пока не поговорю с Черноковым.
Одно меня пугало — это предстоящая встреча с корзинщиком Мамедом.
По дороге я встретил кочевье, расположившееся на отдых. Я был голоден и с такой жадностью посмотрел на котел с пловом, стоявшим на огне, что меня пригласили к костру и угостили. Поев, я почувствовал себя более смелым и рассудил, что если Мамед и притворялся слепым, то уж во всяком случае старик-то он взаправдашний, а поэтому удрать я от него всегда сумею.
За поворотом дороги передо мной открылся Мертвый город, и кладбище, и белая палатка муллы. Толпа поредела. Это я заметил сразу еще издалека. По-прежнему вокруг палатки стояли плотным кольцом молящиеся люди. Солнце уже садилось, и всё — могилы, люди, палатки — было освещено тревожным красным светом.
Осторожно, часто оглядываясь, чтобы неожиданно не натолкнуться на Мамеда, я стал пробираться к палатке. Теперь это было нетрудным делом. Народу было еще много, но пройти можно было совершенно свободно. По-прежнему, собравшись в кучки, люди говорили об утренних событиях, и споры, начатые еще вчера, до сих пор не могли утихнуть.
Я пробирался к палатке. Там я рассчитывал найти Чернокова. Видимо, запас калек был исчерпан, по крайней мере, мулла уже никого не исцелял. Он был в палатке, и занавески у входа были плотно задернуты.
Здесь меня окликнул Бостан.
— Слушай, — сказал он, — где ты пропадал? Ты нашел свою мать?
— Нет, — ответил я, — я просто гулял.
Я не считал возможным рассказывать при посторонних людях о происшествии в лесу.
— Хочешь обедать? — сказал Бостан. — У меня есть деньги.
— Спасибо, — ответил я, — я только что ел.
Но тут я заметил, что Бостан подмигивает мне, и, поняв, что ему просто нужно поговорить со мной, добавил:
— Хотя, пожалуй, пойдем, я не очень-то сыт.
Мы выбрались из толпы и пошли в город, наперебой рассказывая друг другу о том, что произошло с каждым из нас за время, пока мы не виделись. Бостан сообщил мне, что меня ждет Черноков и что сейчас мы идем к нему. Я рассказал о моем приключении в погребе разрушенного дома, о полковнике Шварке, о Бетке — моем отчиме — и о суде над ним на лесной поляне. Бостан только ахал и должен был признать, что мне довелось увидеть более интересные вещи, чем ему.
Он ввел меня во двор небольшого домика в переулке, круто поднимавшемся в гору. Дверь в дом была открыта. Мы прошли темным и узким коридором. Бостан постучал в дверь, из-за двери раздалось «войдите!».
Черноков в обыкновенном своем виде — в зеленой гимнастерке, с молодым безбородым лицом — сидел за столом и что-то быстро писал карандашом на листе бумаги. Он поздоровался, и я рассказал ему все, начиная с того момента, когда меня разбудил еле слышный шорох в палатке, до ухода Бетке под конвоем двух красноармейцев.
Черноков слушал молча, не перебивая, и когда я кончил, кивнул головой, встал и заходил по комнате. Мы с Бостаном ждали. Черноков остановился возле меня.
— Значит, — сказал он, — сегодня вечером Мамед будет ждать тебя?
— Да.
— Хорошо, — сказал Черноков, — ты пойдешь и разыщешь его.
Я смотрел на Чернокова, не понимая, но, занятый своими мыслями, он не обращал на меня внимания.
— Ты будешь держаться так, — продолжал он, — как будто ты веришь его рассказам об аресте и даже расстреле твоей матери. Ты будешь держаться так, как будто ты остался один и боишься, что тебя арестуют тоже, и как будто тебе не к кому обратится, кроме как к старому другу твоей семьи — Мамеду. Вероятно, Мамед заставит тебя рассказывать при посторонних людях трогательную историю об исчезновении твоей матери и отчима. Рассказывая ее, подтверждай все, что он захочет, чтобы ты подтвердил. Я думаю, что сегодня вечером Мамед и полковник Шварке уведут свою шайку в горы. Ты пойдешь с ними. Ты им нужен как свидетель. Ты нужен им для того, чтобы те, кто пойдет за ними (я говорю об обманутых), боялись отстать и вернуться.
Да, я думаю, что сегодня вечером вы уйдете в горы. Вероятно, вы попытаетесь заходить в селения и, вероятней всего, вас не пустят. Те, кто пошел, действительно веря, скоро разочаруются и отстанут. Я думаю, что с каждым днем вас будет меньше и меньше. Я хочу знать, куда двинутся остальные. Я хочу знать, кто им поможет, кто их будет прятать, у кого они найдут поддержку. Обо всем этом я узнаю через тебя.
За вами, скрываясь, будет идти Бостан. Когда тебе нужно будет сообщить что-нибудь, ты будешь передавать через него. Подумайте, где и как вы будете встречаться, чтоб не вызвать никаких подозрений. Значит, запомни: Мехди исцелил твоего отчима, злые чекисты арестовали его, чтобы народ не узнал о чуде, и даже, может быть, расстреляли его вместе с твоей матерью. Добрый Мамед — последнее твое убежище. Все ясно?
