Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе
Все замерли в напряженном молчании, воцарившуюся тишину не нарушали аплодисменты. Полная героизма и в то же время простая песня буквально заворожила матросов. Врагу удалось победить народ, но сломить его он не смог.
В голосе певца появились трагические нотки. И столько было достоинства и величия во всем его облике! Просто не верилось, что всего полчаса назад он до слез насмешил зрителей. А Летящее Перо продолжал:
Скажи, где родина твоя?
Германия иль Франция?
В той стране есть горы и долины,
Там на полях созревают
Вместе с колосьями ненависть к врагу
И горячая любовь к сынам твоим,
О Франция!
Германцы, вот из какой я страны!
Что бы вы ни говорили и ни делали,
Скорее сердце переместится в груди,
Чем переменишься ты, старый Эльзас!
Последние слова были встречены какими-то странными звуками, похожими на приглушенный плач, а механик Фриц Герман, эльзасец, громко зарыдал и, не стыдясь слез, катившихся по его мужественному лицу, подошел к исполнителю.
— Спасибо тебе, матрос! — Он до боли сжал парижанину руку. — Франция — наша родина!.. А Эльзас… Мы вернем!.. Мы победим их здесь, а затем разобьем там!
ГЛАВА 7
Вынужденное бездействие. — Обморожение влияет на организм, как ожог. — Самые сильные холода в году. — Страданья собак. — Гренландская болезнь. — Первая жертва. — Круговое течение. — Шхуна возвращается к месту, от которого началось ее движение вместе со льдами. — Полярные сияния. — Наблюдения, связанные с их появлением. — Полярные сумерки. — Возвращение солнца. — Рефракция света. — Первые бури. — Новые опасности. — Критическое положение «Галлии».
Трудно поверить, но за январь и первую половину февраля температура воздуха еще понизилась.
Целую неделю стоял мороз в 59°, на градус ниже, чем отмечали в своих наблюдениях капитан Нэрс и Грили.
Поэтому из помещения моряки выходили лишь в случае крайней необходимости.
От походов за пресным льдом пришлось отказаться и ограничиться снегом, лежавшим на шхуне и возле нее. К счастью, его вполне хватало и на приготовление пищи, и на умывание. Защитить насос от промерзания не удалось, несмотря на все старания.
Стало холоднее и в жилых помещениях, но благодаря теплозащитным свойствам снега, плотным слоем покрывшего шхуну, а также согревающим отопительную систему печам, которые не гасили ни днем, ни ночью, удавалось поддерживать температуру на уровне три градуса выше нуля.
Однако матросы не могли привыкнуть к такому холоду и, обреченные на вынужденное безделье, с каждым днем становились все мрачнее.
— Веселее, ребятки! — старался приободрить их доктор. — Нечего киснуть. Потерпите немножко, скоро выглянет солнышко!
— Я не против, — раздался из целой горы мехов чей-то жалобный голос. — Не знаю только, дождемся ли мы его!
— А ведь есть места на Земле, где можно умереть от солнечного удара!
— Все равно, лучше жара, чем холод и мрак!
— Это вы напрасно, мой мальчик. Например, в Сирии, в степях Центральной Азии и некоторых местах Экваториальной Африки бывает шестьдесят — шестьдесят пять градусов выше нуля[94]. При такой температуре смерть наступает мгновенно, от разрыва кровеносных сосудов мозга.
— Какая разница, от чего умереть — от холода или жары. Я предпочел бы от жары.
— Не терзайте себя!.. Сумерки теперь уже длятся целых два часа, звезды в это время исчезают, и вы можете увидеть человека на расстоянии двухсот метров!.. Чем же вы недовольны?
— Прошу прощения, господин Желен, но матросу тяжко неделями сидеть взаперти без дела.
— Будьте же справедливы!.. Вы здесь всю зиму как сыр в масле катались, ни разу не заболели, если не считать нескольких пустячных обморожений, в то время как ваши предшественники страдали от воспаления легких и цинги!.. Не так уж долго осталось терпеть, скоро морозы кончатся и начнется таяние льдов!
Сам доктор мужественно переносил холод, хотя это было совсем нелегко.
Минус 12° или минус 15° для француза достаточно, чтобы закутаться в меха или вообще сидеть дома. Что же говорить о минус 59°?
При такой температуре земля промерзает до самых недр и, кажется, даже воздух застывает, словно излучаемое планетой тепло ушло в дыру, образовавшуюся в космическом пространстве, и вся она превратилась в лед, который не способно растопить даже солнце.
Мороз напоминал о себе постоянно. Даже на минуту нельзя было выйти из помещения.
Окружающий пейзаж наводил тоску. Шхуны, погребенной под снегом по самые мачты, почти не было видно. Даже при ясном небе в воздухе носилась морозная пыль, сквозь нее, как сквозь густую вуаль, виднелись звезды. Под ногами хрустели льдинки, сыпавшиеся со снастей корабля.
Все предметы на морозе твердели и, если дотронуться до них, обжигали словно огнем.
Возвращаясь однажды с вахты, Гиньяр заметил, что на ртутном термометре минус 42°, а на спиртовом, рядом, минус 47°.
— Да он врет, этот ртутный!.. Может быть, замерз?..
Нормандец подул на термометр, и на нем образовалась ледяная корочка, но температура не поднялась.
— Металлический термометр и тот замерз! — удивился матрос и сунул термометр в варежку. Температура осталась прежней. Констан стал вертеть термометр и в конце концов уронил. Трубочка разбилась, и из нее выскочила блестящая серебряная палочка.
Как нашаливший ребенок, Гиньяр попробовал вставить палочку в разбитую стеклянную трубку, но, когда снял варежку и взялся за нее, невольно вскрикнул.
— В чем дело?
— Тысяча чертей! Она как раскаленное железо!
— Ну и глупый же ты!
— Ай! Ай! Ай! До костей прожгло!
Бедняга бросил замерзшую ртуть, но было поздно. На пальцах вздулись волдыри.
Войдя в помещение, молодой человек все время старался прятать руку, которая нестерпимо болела, но доктор заметил.
— Что у тебя с рукой? — спросил он.
— Ничего, все в порядке, господин Желен!
— У тебя ожог, надо наложить повязку!
— Простите, но это не ожог, совсем наоборот. Я отморозил руку!
— Не говори глупостей, а то придется тебе два пальца отнять!.. Вечно ты влипаешь в истории!.. Оправдываешь свою фамилию!
«А вдруг и в самом деле отнимут пальцы», — испугался матрос и рассказал все начистоту, после чего доктор сделал ему перевязку. С того дня Гиньяр зарекся браться за металлические предметы на морозе.
Целых две недели болела рука, и Гиньяр ничего не мог ею делать.
