И. Глебов - Подвиг продолжается
— А куда? — хмуро спросил завхоз.
— К Берекеневу, ясное дело...
— А без меня не обойдешься, Василь Самсоныч?
— Нет, Тимофеич, как раз сегодня-то не обойдусь, сам увидишь...
Дел на центральной усадьбе у завхоза было невпроворот, и терять день страсть не хотелось. Еще хуже, что не миновать скотомогильника. Завхоза в дрожь кидало при мысли о сибирской язве. Убытки убытками, но и своя жизнь — не копейка. Да и не он один побаивался! Чертов Берекенев весь совхоз напугал «сибиркой». 15 телок уже пало у него. То и дело он с двумя сыновьями-пастухами менял пастбища, а брошенные им участки объявлялись зараженными сибирской язвой.
Управляющий Геращенко из себя выходил. Но ветфельдшер Нефедов невозмутимо предъявлял ему на подпись акты о падеже, докладывал о принятых мерах, требовал держать гурт Берекенева в строгой карантинной изоляции. Слава богу, хоть фельдшер — молодец, знающий, расторопный человек. Просто чудо, что не перекинулась «сибирка» на другие гурты. И что может сделать участковый инспектор с такой заразой, если даже ветеринары бессильны?
Погруженный в эти невеселые думы, завхоз не заметил, что гнедой Бинокль подскакал уже к речке Червленой. Старый калачевский казак придирчиво глянул на коренастую плотную фигуру Луценко. Не по-казацки, но молодцевато сидел инспектор в седле. Завхоз беспричинно хлыстнул лошадь по крупу, нагнал инспектора, искоса глянул и, сплюнув с досады, опять приотстал. «Ишь, лыбится! Ему что? Едет себе, вроде прогулку совершает, а ты мотайся следом... Ну, он как хочет, а я ковыряться на могильнике не согласный, мне за это жалованье не идет...»
Не знал завхоз, чему улыбался инспектор Луценко. А то, пожалуй, не стал бы печалиться. Уже второй месяц занимался Василий Самсонович гуртоправом Берекеневым. По вызову трижды был на ферме, читал акты, смотрел, где захоронена павшая скотина. Карантинные мероприятия Нефедова одобрял, а на умоляющие взгляды управляющего пожимал плечами: дескать, против эпизоотии не попрешь!
Опасался Луценко преждевременно спугнуть преступную группу. К нему давно поступил сигнал о подозрительных попойках гуртоправа Берекенева и его сыновей. Как ни укрывались скотники от чужого глаза, людям все становилось известно. Но выпивка — это еще не преступление. И даже то, что ветфельдшер Нефедов зачастил по вечерам на гурт Берекенева, а по утрам ходил опухший и злой с похмелья, — даже эту подозрительную дружбу нельзя было вменить им в вину.
Привлек Луценко к этому делу своих верных осодмильцев — чернявых, как жуки, братьев Калмыковых, Ванюшку и Мишку, сутулого, но цепкого Леху Соловьева с завода НКПС. И личным сыском не пренебрегал. Для тайных поездок коней с совхозной конюшни не брал, предпочитал велосипед, оставляя его у знакомых на хуторе.
Но старый Берекенев ловко обделывал свои делишки. Долго не удавалось поймать его на чем-то.
И только тогда, когда выследил Луценко запряженную парой сытых вороных бричку, подъехавшую к гурту Берекенева в позднее ночное время, только тогда почуял инспектор, что напал на верный след. Не посчитался он с бессонной ночью. Посидел в засаде, покараулил. Перед рассветом дождик брызнул. Продрог инспектор, но не прогадал. Чуть свет тяжело нагруженная бричка с тем же неизвестным возницей на рысях помчалась в город.
Задерживать ее на месте Луценко не стал, пошел пешком по влажным колесным колеям. Они привели его в Старую Отраду к дому матерого спекулянта Кузьмы Кобышева.
И тут Луценко тоже не стал спешить. Старшего милиционера Овчинникова поставил наблюдать за домом Кобышева. А сам отправился в райотдел и в прокуратуру. И на следующее утро сидел в своей резиденции над магазином отрадненското сельпо в полной уверенности, что из совхоза вот-вот за ним приедут.
Потому и улыбался Василий Самсонович, горяча Бинокля, что в сумке его, висевшей на боку, вместе с протоколом об изъятии ворованного мяса лежали протокол допроса задержанного на рынке Кузьмы Кобышева и санкция прокурора на арест всех участников преступной группы...
— А, товарищ начальник приехал! — подобострастно засуетился Берекенев, принимая у Луценко повод. Жирное бабье лицо старого гуртоправа растаяло в широчайшей улыбке, но маленькие заплывшие глазки бегали торопливо и беспокойно. — Проходи, дорогой, гостем будешь. Бишбармак варили, водка есть...
— Нефедов не у вас? — сухо спросил Луценко. — А ну, пошли сына за ним. Инспектор, мол, требует сюда с вчерашним актом...
К обеду операция была закончена. Завхоз Тимофеич, все еще не веря своим глазам, изумленно поглядывал то на груду доставленных со скотомогильника грязных шкур, то на притихшее на корточках семейство Берекеневых, то на понурого, сразу будто слинявшего ветфельдшера Нефедова, то на инспектора Луценко, писавшего протокол на столике. Рядом с его наганом лежал финский нож, отобранный у младшего Берекенева.
Больше всего радовался старый казак избавлению от страха. Он живо представлял себе, как завтра на всех четырех фермах совхоза люди спокойно вздохнут, узнав, что не было и в помине никакой «сибирки». Ну, а воров жалеть нечего. Теперь завхоз был уверен, что хоть и молод Луценко, но воздаст всей шестерке по заслугам. И потому, когда все кончилось, он с особой почтительностью подвел к участковому инспектору гнедого Бинокля...
Через месяц состоялся суд. Все участники преступной шайки Берекенева получили по 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества. А еще через неделю Тимофеича срочно позвали к директору. В кабинете сидел, усмехаясь, и Василий Самсонович. Директор молча протянул завхозу листок бумаги. Распоряжение было написано размашистым почерком:
«За умелое разоблачение группы расхитителей совхозного скота передать в личное пользование участкового инспектора 4-го участка 6-го отделения милиции Луценко В. С. гнедого жеребца по кличке Бинокль».
Ниже стояли подпись директора и дата — число и месяц 1934 года.
* * *За тридцать пять лет в послужном списке полковника милиции В. С. Луценко записано множество дел — разных, сложных, опасных. Но действовал Василий Самсонович всегда одинаково — по закону, по справедливости.
В БОЯХ ЗА ОТЕЧЕСТВО
В. ИВАНИЛОВ
НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ
С раннего утра в городе звенели трамваи. Спешили на рынок домашние хозяйки. Возле магазинов вырастали хвосты очередей. Черные зевластые репродукторы на столбах собирали толпы людей. Каждому хотелось услышать сводку Совинформбюро.
