Александр Маро - Аластор
Сашка сопротивлялся изо всех сил, старался выбиться и, сжав зубы, лягался ногами – но железная хватка крепко держала его почти в полном оцепенении.
– Ха… ловкач! – натужно процедил незнакомец, сопя и старательно накручивая тугую веревку. Та, словно змея, медленно ползла вверх; сначала сдавливала ноги, затем прижимала к телу уже онемевшие от бессилия руки и, окончательно покончив с начатым, обвив несколько раз тяжело вздымающуюся грудь, застыла на спине крепким, въевшимся в позвоночник узлом.
– Вот так-то лучше! – удовлетворенно прошипел один из налетчиков.
– Ты смотри-ка, – бросил, оскалившись, бородач, – а пацан-то боец!
– Ага, – угрюмо согласился второй, – как и его дедуля. Старый черт отправил Рыжего на небеса. А ты, как мне помнится, говорил, что дело тут совсем простое. Гроша ломаного не стоит…
Он недовольно хмыкнул:
– От таких дел наше сообщество сильно поредеет.
– Да неужели! – яростно взревел бородач. – А ну-ка, посмотри вокруг, да повнимательней! Что ты здесь видишь?!
– Кучу всякого хлама, – лениво отбарабанил голос.
– Да! А вот я вижу совсем другое… Старая, ободранная телега. На ней двое дедов с доисторической винтовкой. Да семилетний пацан. И из всего этого вам удалось слепить отчаянный налет на какой-нибудь Национальный банк Республики. Да вы ребята, просто девочки, если в таких делах умудряетесь схлопотать пулю!
Голос замолчал, видимо, мысленно согласившись с приведенными доводами, и тут же переродился в озадаченное шмыганье носом.
– Ладно, – выдохнул бородач. – Пацана в машину! И аккуратней, не помните бока молодцу.
– А барахло? – озадачился голос.
– Оно ваше!
Бородач щелкнул затвором и в три прыжка покинул пыльный салон фургона, в котором и помещался, в общем-то, с трудом.
Сашку, словно мешок набитый картошкой, выволокли наружу и, взвалив на плечи, потащили куда-то вглубь бескрайнего ночного мира. Над фургоном уже вовсю суетилась в животном возбуждении группа людей, разодетых в пыльную униформу; о чем-то живо говорили, бряцали оружием и грубо обругивали опасное ремесло бандитской жизни. Совсем скоро они исчезли где-то в глубине бездонного мрака, стерлись голоса и шорох беспокойной возни, и лишь тихое шарканье ног, отдавая слабым эхом в нависающих мрачных скалах, нарушало покой разлитой на земле ночи.
– Ну же Бес! Живее! – торопил бородач, мелькавший впереди размытой тенью.
– Ваша милость, может быть, соизволит помочь мне?! – злобно выпалил Бес.
Бородатый расхохотался. Его добродушие было вызвано лишь тем, что взгляд бывалого головореза, наконец, выдернул из мрака большой серый пикап, покрытый плотным слоем дорожной пыли. Он стоял неподалеку, на кривом скосе дороги, притаившись у высокой скальной гряды. В глубоком кузове машины чернел разнообразный хлам, угловато свисающий над бортами, а длинная антенна, взметнувшаяся серебристым лучом ввысь, чуть колыхалась на крыше, наполняя пустой салон приглушенным потрескиванием радиоэфира.
– Сейчас освобожу место для паренька! – гнусаво протянул бородач и неспешно потянулся к пикапу.
Слово «сейчас» в его исполнении звучало как издевательство. Делал он все нарочито медленно, то ли от того, что не привык, то ли от природной лени, и даже когда после минутного раздумья он все же приступил к делу, раз за разом бросая реплики в сторону работающей радиостанции, чувствовалось, что завершено оно будет нескоро.
– Долго еще?! – не выдержав, вспыхнул Бес.
– Нет, – совершенно спокойно отозвался бородатый.
Устав ждать, Бес опустил пленника на землю и, закурив закрученную из куска газеты сигарету, уставился в черную безбрежную даль. Ночная мгла сгустилась и похолодела, потянулся легкий шепот будто встревоженного ветерка. Бес поершился, потянул шею и что-то угрюмо бросил в ночную тишину. Та быстро проглотила несмелые звуки, застыла и тут же в ответ взорвалась короткими рваными очередями выстрелов.
Бородач поджал голову и прилип к борту пикапа. Его маленькие хищные глаза сузились, пытаясь разглядеть в кромешной тьме очертания опасности, которую он чувствовал своим звериным чутьем. Чуть видимое зарево, где, должно быть, стоял старенький побитый фургон, мерно текло по холодным, сгорбившимся скалам, и раз за разом вздрагивало россыпью колючих огней. Слипшиеся, из глубокой тьмы, разглаженной массивом кривых горных хребтов, доносились они резкими хлопками, оседая на узком куске петляющей каменистой дороги.
– Чертово племя! – злобно зашипел Бес. – Что за игры?!
Момент казался подходящим, и Сашка тут же решил воспользоваться возникшей неразберихой. Отчаянно заелозив руками, он попытался ослабить тугую хватку сжимавшей его веревки, но Бес отреагировал мгновенно. Выхватив из-под армейского ремня длинный, с полруки, нож, он свирепо зарычал:
– Лежи тихо, пацан, а не то…
О том, что будет в противном случае, Сашка так и не узнал – влетевшая в Беса стрела, с глухим треском пробив тяжелый череп, выскочила наружу, сверкнув острыми гранями стального наконечника в тусклом свете ледяной луны. Звук обрушившегося на землю живого веса – того, что раньше называлось Бесом, – стал сигналом и для бородатого.
Выхватив пистолет, тот колыхнул им повисший в тишине воздух и тут же с грохотом рухнул вниз, завалив разложенный в пикапе хлам. Все стихло и погрузилось во мрак седой ночи. Все подчинилось ей, стерлось в безликом тумане черного полотна, скрывающего, должно быть, порожденных ею же чудовищ. В этой невыносимой, мучительной тишине Сашка чувствовал, как бьется его сердце, как мерно растекается холодная дрожь по телу, все ниже и ниже, в кончики пальцев, в пятки, и там где-то медленно тает, наполняя трепетом все его существо. Наконец из полной тишины вдруг явственно донеслись звуки. Это были шаги. Сначала бесконечно далекие, едва доносимые в легких переборах слабого ветерка, напоминающие глухой, странный шепот пустыни – полувиденье, полусон. Они трепетались в унисон биению сердца: раз, два – звук чуть ближе, чуть отчетливей; три, четыре, пять – шаги наливаются неторопливой тяжестью; шесть, семь, восемь – вдруг начинает слышаться, как под ногами хрустит сухой грунт, усыпанный мелким дробленым камнем. Вот, наконец, начинают вырисовываться и первые черты, донесенные из мутной глубины мрака. Фигура, то ли человека, то ли видения – призрака пустынных мест, медленно тянется вперед, словно плывет над неровными складками земли. Она – порождение ночного мрака, она и есть ночной мрак, сама от сути своей тьма и трепет ночного бездонного мира.
Сашка замер. Страх проник в каждую частицу его онемевшего тела и заставил пристально наблюдать за тем, как грозная роковая тень все отчетливее приобретала волнующую четкость. Он видел, как медленно зарождаются размытые линии черного балахона тянувшегося вслед ее шагам, как приобретают они строгие формы одежды – темного плаща, стекающего до самой земли, черные джинсы, на груди красная надпись на непонятном языке, пылающая на блеклом фоне плотной толстовки, а лицо… лицо было скрыто накинутым на голову капюшоном.
Библию Сашка не читал – в ее наличии дед не видел особого смысла – но будь она под рукой, открытой где-нибудь на странице одной из глав Откровения Иоанна Богослова, то, несомненно, отождествил бы он увиденную им тень, с явлением четвертого всадника Апокалипсиса, особенно когда стали проявляться очертания лица. Мертвецки серое, неживое, словно отлитое из тусклого света луны – оно возвышалось над неправдоподобно высокой фигурой и медленно текло навстречу. И только теперь сознание извлекло наружу самые дремучие легенды и весь потаенный ужас вместе с ними; сущность – и все до мельчайших подробностей сходилось в каждой детали – была не кем иным, как Аластором, призраком пустыни, бесплодным духом ада, от имени которого трепетали все земли Республики.
Да, это был Аластор! Черные, измазанные пылью берцы чертили ровную, прямую линию. «Кажется, теперь все!» – мелькнула скорая, как выстрел, мысль. Сашка зажмурился и крепко сжал губы. Это был последний инстинкт – не видеть приближение адова вестника, скрыть лицо от наползающей смерти. Мгновение за мгновением, секунда за секундой в клокочущей нервной дрожи; он оставался все так же недвижим – но смерть, то ли вдоволь насытившись разыгравшейся кровавой жатвой, то ли найдя другие, более важные, дела, приступать к задуманному не торопилась.
Сашка несмело приоткрыл глаза. Странное виденье, взбудоражившее все его естество, медленно тянулось прочь, шаркая туго набитым рюкзаком, висевшим у него за плечами.
– Стой! – что есть силы крикнул Сашка и сам испугался своей дерзости.
Высокая фигура, укрытая темным плащом послушно остановилась.
– Прошу… помоги мне! – хрипло процедил Сашка.
