Уильям Голдэм - Искатель. 1993. Выпуск №4
— Пошел!
В дальнем конце коридора с пистолетом в руке появился Хромой. Но Джанеуэей опередил его, выхватив свой пистолет, он выстрелил два раза.
Бэйб тем временем спускался по неудобным ступенькам, крепко держась за перила обеими руками. Он услышал крики Хромого, они продолжались до тех пор, пока Джанеуэй не выстрелил в третий раз.
Джанеуэй сбежал вниз за Бэйбом, догнал его. На улице было темно и безлюдно. Бэйб никак не мог сообразить, где они. Джанеуэй шел быстро, не обращая внимания, что Бэйб спотыкается, потом он распахнул дверцу автомобиля и заорал:
— Залезай сзади и ложись на пол!
Бэйб полез в машину, но слишком медленно, и Джанеуэей запихал его внутрь.
— На пол, на пол ложись! — Он захлопнул дверь, включил зажигание и на полном газу рванул с места в непроглядную ночь.
Бэйб спросил:
— Сколько времени? Где мы? Что происходит? Вы спасли мне жизнь, я очень благодарен вам…
— Не знаю, насколько серьезно они занялись тобой. Чем дольше твоя голова не будет видна, тем дольше она будет сидеть на твоих плечах. Находимся мы на Западных Пятидесятых улицах, вблизи Гудзона, вокруг склады; сейчас около четырех ночи. Да, я спас тебя, и в ответ хочу получить не твою благодарность, а молчание.
— Ясно, сэр, — ответил Бэйб, лежа на полу, согнувшись почти пополам. Не такой уж и плохой этот Джанеуэй, взял да и спас Бэйба от мучений и смерти.
Джанеуэй свернул за угол дома, по-видимому, на двух колесах, если судить по визгу и скрежету покрышек об асфальт.
— Ну так вот. Этот огромный Франц Карл — обыкновенная гадина, это лучшее, что можно о нем сказать. Он всегда любил мучить людей, специализировался на женщинах. Ему бы в тюрьме южного штата работать: терпеть он не мог черных. Там бы для него был сущий рай — попивай себе целый день пиво и поколачивай негров, как скучно станет. Да ладно. Бог ему судья. Тот, которого я пристрелил, — Петер Эрхард. Кузен и босс Карла. Такая же гнида, чуть повыше классом. Вагончик не принадлежал им, но они там жили, потому что так было приказано. Они следовали простым правилам и служили определенной цели.
— Какой?
— Ты слышал что-нибудь о Йозефе Менгеле и Кристиане Сцеле?
— Менгеле и Сцеле? Нет.
— Боже мой! — взорвался Джанеуэй. — А я-то думал, ты на самом деле всезнающий историк, за которого себя выдаешь. Ты что, не слышал ни об одном немце, кроме Гитлера? Ты знаешь Гитлера?
— Мартин Борман? — попробовал Бэйб.
— Борман уже мертв, наверняка мертв. В газетах вечно пишут, что он на свободе в Боготе или занялся подпольным бизнесом, но большинство главных охотников за нацистами считают его мертвым. А вот Сцель и Менгеле… Все уверены, что эти еще среди живых. Они командовали экспериментальным блоком в Освенциме. Это самые крупные нацистские фигуры. Они до сих пор живы.
Бэйб попытался устроиться поудобнее, но пол был слишком твердый, к тому же зуб начал напоминать о себе. Каждый раз, когда машину чуть встряхивало, Бэйб получал будто кулаком в челюсть.
— Причина, почему они выжили, очень проста: они были умнее других. Их всегда называли ангелочками-близнецами. Менгеле звали Ангелом Смерти, а Сцеля Белым Ангелом — из-за его прекрасных седых волос. Менгеле был доктором философии и еще доктором медицины, но мозгом дуэта считался Сцель.
Машина на большой скорости попала колесом на канализационный люк и подскочила — Бэйб непроизвольно вскрикнул.
— Что?
— Ничего-ничего, продолжайте. Значит, вы говорите, что эти двое, которых вы только что убили, работали на «близнецов»?
— Нет, только на Сцеля. И они были лишь частицей системы. Ты знаешь, как богаты были главные наци?
— Нет, миллионеры?
— Я думаю, их спокойно можно назвать миллионерами. В августе сорок четвертого, когда они поняли, что дело плохо, несколько главарей скинулись и заплатили Аргентине пятьсот миллионов за паспорта. Эти типы обворовали целый континент. Когда Геринг совершил самоубийство в сорок пятом — ты ведь знаешь, он отнимал у евреев картины, — его коллекция оценивалась в двести миллионов долларов. Это тогда — двести миллионов. Теперь прикинь, какие произошли перемены на рынке картин и в курсе доллара. Сегодня можно спокойно говорить о миллиарде.
Машину тряхнуло на очередной яме.
— Черт! — ругнулся Бэйб от боли.
— Это действительно уму непостижимо, — продолжал Джанеуэй. — Менгеле родился в богатой семье, а Сцелю пришлось самому делать состояние. Он был протеже Менгеля, отчасти по причине своего блестящего ума, а также из-за внешнего вида. Менгеле ненавидел свою внешность: он считал, что похож на еврея или цыгана. Вообще-то так оно и было. Он занимался экспериментами на людях, я думаю, потому, что страстно хотел изменить свое лицо, но зачем он приращивал мужчинам груди или пытался вырастить руки на спине, никому не известно.
— Не сделал он этого, — возразил Бэйб.
— Не сделал, тут ты прав, но что пробовал — это точно.
Ну ладно, хватит о Менгеле, для нас главное — Сцель. Начинал он с золота, но затем по Освенциму прошел слух, что от него можно откупиться, что можно устроить побег, хорошо заплатив Кристиану Сцелю. Он и в самом деле выпустил несколько человек, но только для того, чтобы поддержать слух. А эти придурки евреи, они уж постарались сохранить кое-что из своих драгоценностей, спрятав их в заднице, как всегда делают заключенные. И вот они приходили к Сцелю — он пускал только самых богатых — и торговались с ним; он же, получив бриллианты, убивал их владельцев.
И он, и Менгеле распоряжались жизнью и смертью в своем экспериментальном блоке; если вспомнить, что Менгеле делал с заключенными, то трудно осуждать кого-либо за доверие Сцелю. Им приходилось рисковать, а что еще делать, когда рядом рыщет проклятый Менгеле, убежденный, что сможет вывести голубоглазых людей. — Джанеуэй сделал глубокий вдох. — Ну вот. Том, почти вся предыстория. Все понятно?
— Более или менее. Только как все это касается меня?
— Отец Сцеля погиб две недели назад.
— И?
— В начале сорок пятого Сцель ухитрился переправить из Западной Германии своего отца, и старик поселился здесь.
— В Америке?
— В Нью-Йорке. У него в Йорквилле жила сестра, а сам он обосновался под чужим именем. Она умерла, а он так и остался здесь. Он остался — и они остались.
— Они?
— Бриллианты Сцеля. Он отдал их отцу все до единого, оставил себе только на жизнь. Он жил в Аргентине, пока Перон не пришел к власти, а потом удрал в Парагвай. Бриллианты остались здесь. Сцель рассчитывал, если его поймают, то он с помощью состояния выкупит себе свободу. Его отец хранил бриллианты в сейфе банка, и когда Сцелю требовались деньги, он давал знать старику; у них действовала система курьеров. Бриллианты неизменно поставлялись на тот рынок, где были самые высокие цены, — когда в Швейцарию, когда в Западную Германию. Сцель обменивал выручку на парагвайскую валюту и жил спокойно, пока эти деньги не кончались. Все было прекрасно, пока старик не погиб в катастрофе. Понимаешь, каждый может завести себе сейф в банке, но не каждый может пользоваться им: только вкладчик и доверенное лицо, а доверенное лицо допускается к сейфу только в одном случае — непредвиденной смерти вкладчика. Сцель был доверенным лицом своего отца, и теперь происходит вот что: его подручные пытаются вычислить, насколько опасно Сцелю появляться в Нью-Йорке. Я думаю, ему придется приехать: выхода нет, не бросит же он свое богатство.
