Виталий Олейниченко - Красное золото
— Были бы. А раз нет их, значит ни фига они не знают… А вот его адрес знают точно, — после непродолжительного перерыва добавил Серега и ткнул пустым стаканом в мою сторону.
Если бы я в этот момент не сидел на табуретке, наверняка рухнул бы на грязный линолеум, потому что мышцы вдруг стали мягкими и все тело перестало слушаться сигналов головного мозга. Впрочем, полупарализованный испугом мозг никаких таких особых импульсов и не передавал. Страшно было до одури. А Сергей повернулся всем корпусом ко мне и добавил, поясняя:
— Игорь к тебе на своих колесах ездил. И адрес твой у него в записной книжке был записан, а книжка в барсетке лежала, а барсетку менты не нашли.
Возникший где-то в районе желудка холодок растекся по всему телу. Я продолжал неподвижно восседать посреди кухни, не зная, что сказать, да и нужно ли сейчас что-то говорить, лишь теребил судорожно пуговицу на рубашке.
— Что же теперь делать? — как-то даже жалобно спросил Болек, а Миша, пожевав верхнюю губу, ответил:
— Дела — дрянь, конечно. Но из любой безвыходной ситуации существует как минимум два выхода: плохой и еще хуже… — он помолчал немного, закуривая очередную сигарету и что-то формулируя в голове. — Вариант второй, тот, что похуже: мы отказываемся от экспедиции и остаемся дома, мол, знать ничего не знаем… А с Игорем знакомы?… С кем? Ах, с Игорем! Нет, ну что вы, как вы могли подумать… хотя нет, постойте: это не тот, с кем мы в детском саду на соседних горшках сидели?… Только ведь все эти глупости для ментов бы, может, и сгодились, а вот для братвы… Итог однозначный: нас всех вычислят и закончим мы, как Игорь… — Миша глубоко затянулся и выбросил окурок в окно, а Лелек выругался и громко вдохнул-выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Лелек, дружище, помолчи минутку, знаю, что ты хочешь сказать… Вариант первый: мы все же идем в тайгу. Только не через четыре дня, а немедленно, потому что за четыре дня с нами обязательно приключится что-нибудь очень нехорошее. Итог непредсказуем: найдем мы это золото или нет — мы знать не можем, да и бандюки про нас не забудут, конечно. Но если сейчас смыться, появляется шанс… Ты ведь это хотел сказать?
Лелек утвердительно мотнул бородой.
— Я только хочу предложить, раз уж мы драпаем немедленно, не разбегаться по домам. Все, чего нам не хватает, мы и по дороге купить можем… Кстати, все согласны, что из города надо бежать как можно скорее?
Если кто-то из нас и испытывал сомнения, он никак этого не проявил. И правильно. Человеку свойственно смываться от реальной опасности. Инстинкты! Я, например, согласен был бежать уже сейчас, даже не дожидаясь других. Это ведь только в мечтах да перед глупыми девицами мы все смелые, как Зорро, а припечет…
— Ты прав, разбегаться нам сейчас не резон. Да и незачем: Сергею дома появляться нельзя, это безусловно, его-то там точно пасти будут, а у вас вся экипировка уже здесь, — Болек и Лелек утвердительно кивнули и Миша посмотрел на меня. — Ростислав… А что у тебя дома имеется из такого, без чего мы не можем обойтись?
Мишин вопрос прервал поток моих трусливых мыслишек.
— Дома? — тупо переспросил я, с трудом возвращаясь в реальный мир, и начал перечислять: — Вещи… Рюкзак, продукты, носки, свитер… что еще?… а! Спальник!
— Не то! — оборвал меня Михаил, — это все ерунда, это и в Рудске купить можно. Важное что-то дома есть? Ну, карты, схемы, записи из архива — где это все?
— Дома…
— Придется ехать к тебе. Сейчас же. Эти бумажки никто не должен найти, — резко сказал или, вернее, приказал Миша и, гулко задев плечом дверной косяк, пошел в прихожую, откуда тут же донесся шум переобуваемой обуви и звон ключей. Я продолжал сидеть, бессмысленно таращась на покрытый трещинками кафель над мойкой.
— Да быстрее ты, не торчи там истуканом, как шлюха под памятником Фадееву! А вы все, пока мы не вернемся, сидите тихо. Никому не открывать и к телефону не подходить. Если мы будем звонить — дадим два гудка, а потом наберем по новой, тогда возьмете трубку. Лелек — за старшего. И смотрите, чтобы Серега много не пил, он нам скоро в транспортабельном виде понадобится.
Отрывисто-резкий командный голос привел всех в чувство: я вскочил с табуретки и бросился в прихожую, Сергей быстро поставил на стол очередной выпитый наполовину стакан — словно оттолкнул его от себя, Болек воинственно насупился и зачем-то принялся задергивать шторы, хотя такого приказа не поступало, а Лелек вслед за мной резво выскочил в коридор и замер, готовый, лишь только мы выйдем на лестничную клетку, закрыть за нами входную дверь на все запоры.
… Подпрыгивая на переднем сиденье и глядя, как Миша с остервенением дергает ручку переключения передач, я вспоминал как на заре нашей туманной юности, сразу по окончании десятого класса (тогда еще заканчивали десять классов, а не одиннадцать) он уезжал поступать в военное училище. Накануне отъезда мы, человек двенадцать одноклассников, собрались у него дома, пили чай, желали ему удачи, желали поскорее стать генералом и все такое прочее, хотя и недоумевали: зачем, мол, тебе уходить в армию, если и на «гражданке» можно принести пользу своей стране? Тогда мы еще верили в свою страну и в ее историческую миссию… А Миша ответил, что идет в военные потому, что считает себя и свой характер наиболее подходящим именно для этой деятельности.
Наверное, из него действительно получился бы хороший офицер. Ведь даже теперь, когда все растерялись и находились в полной прострации, он моментально сориентировался в непростой ситуации и взял на себя роль лидера. Или, если угодно, командира. Я знаю много людей, которые с превеликим удовольствием с ногами забрались бы в вакантное кресло начальника в относительно спокойной и стабильной обстановке, и мне знакомо всего два-три человека, отважившихся бы на это во время тяжелого кризиса…
Мне даже стало за себя немного стыдно: вот ведь и сейчас только лишь теоретизировать могу, а самому сесть за руль — и мысли не возникло, хотя наиболее удобный маршрут и, тем более, кривые дворы своего района мне известны много лучше Михаила.
Впрочем, ни подъезжать к моему дому, ни вообще заезжать во дворы Миша не стал, а остановил свою покрытую толстым слоем пыли «девятку» недалеко от почти безлюдной в этот поздний час автобусной остановки — только сидел на полуразломанной местной юной шпаной лавочке, опираясь на черную трость с витой ручкой-змеей, пожилой мужчина с пышными седыми усами — рядом с зарешеченным белым кубиком круглосуточно работающего киоска.
Закрыв двери, Миша направился, против моего ожидания, не в сторону домов, а именно к этому самому памятнику провинциальному частному предпринимательству, где и приобрел зачем-то бутылку водки. Более всего меня удивило, что водку он купил самую что ни на есть паленую, такую и я, нищий научный сотрудник, никогда бы не взял. Хотя бы из элементарного чувства самосохранения.
