Оливер Боуден - Покинутый
А я зафрахтую корабль до Италии, так, чтобы это было известно многим, и разок-другой упомяну моего «молодого спутника». И когда ассасины начнут поиски Лусио, они должны пойти по этому следу.
Реджинальд говорит, что пока я больше не понадоблюсь. Так что я исчезну в Италии — без следов и без зацепок.
12 августа 1753 года
Новый день я встретил во Франции, занятый тем, что заметал следы на обратном пути из Италии. Гарантий не было; это довольно легко описывать, но сделать это непросто — «замести следы» на обратном пути из Италии во Францию. В Италии я оказался, чтобы запутать ассасинов, которые станут искать Лусио. Так что, возвращаясь во Францию, как раз туда, где прятали Лусио с матерью, я ставил под угрозу не только свою недавнюю миссию, но и все труды Реджинальда за последние шесть лет. Это было рискованно. Настолько рискованно, что если бы я задумался об этом, то не смог бы вздохнуть. Напрашивался вопрос — а не дурак ли я? Какой безумец пойдет на такой риск? Ответ тоже напрашивался: безумец с недоверием в глубине души.
2В сотне ярдов от ворот я наткнулся на одинокого патрульного — в крестьянской одежде, с мушкетом за спиной — который выглядел ленивым, но был настороженным и внимательным. Когда я подъехал к нему, наши взгляды встретились. Он узнал меня, глаза у него блеснули, и он слегка мотнул головой, давая понять, что я могу пройти. Я знал, что должен быть еще патрульный, на другой стороне замка. Я выехал из леса и двинулся вдоль высоких стен замка к большим арочным деревянным воротам с калиткой, возле которой стоял сторож — знакомый мне с тех времен, когда я жил в замке.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, — не мастер Хэйтем ли это, только взрослый?
Он ухмыльнулся и принял у меня поводья лошадей, когда я спешился, а потом он открыл калитку, и я прошел через нее, щурясь от солнечного света, непривычного после лесного сумрака.
Я шел по лужайке перед замком, и в животе у меня ворочалось странное чувство, похожее на ностальгию по временам моей юности, когда Реджинальд возобновил. возобновил уроки моего отца? Он сказал именно так. Но теперь я, конечно, понимаю, что он обманул меня. В боевом искусстве и в скрытности, возможно, он делал то же самое, но Реджинальд наставлял меня на путь Ордена тамплиеров и учил меня, что путь тамплиеров — единственноправильный; а кто исповедует другие принципы, в лучшем случае заблуждается, а в худшем — сознательно служит злу.
И хотя я знал, что один из этих заблудших и злобных людей — мой отец, кто теперь скажет, чему бы он меня выучил? Кто это скажет?
Лужайка была неухоженная и заросшая, несмотря на то, что тут же были два садовника — когда я двинулся к главному входу в замок, они положили руки на рукояти коротких мечей, висевших у пояса. Я поравнялся с одним из них, и, поняв, кто я, он кивнул.
— Это честь — наконец-то познакомиться с вами, мастер Кенуэй, — сказал он. —
Надеюсь, ваша миссия прошла успешно.
— Да, успешно, благодарю вас, — ответил я охраннику или садовнику, неважно, как его называть. Для него я был Рыцарь, один из самых славных в Ордене. Могу ли я и впрямь ненавидеть Реджинальда, если под его руководством я получил такое признание?
И кроме того, разве я сомневался когда-нибудь в его наставлениях? Я не находил ответа. Разве меня принуждалиследовать за ним? И снова я не нашел ответа. У меня всегда была возможность выбрать собственный путь, но я оставался с Орденом, потому что я верил в кодекс.
И все-таки Реджинальд лгал мне.
Точнее, не лгал, а. как там выразился Холден? «Утаивал правду».
Почему?
Или еще точнее: почему так странно повел себя Лусио, когда я сказал ему, что он встретится с матерью?
При звуке моего имени второй садовник глянул на меня довольно пристально, но тоже склонился, когда я прошел мимо, кивнув ему в знак приветствия — я чувствовал себя выше всех и каждого возле этой хорошо знакомой мне входной двери. Перед тем, как постучать, я оглянулся на лужайку, на двух охранников. Когда-то я тренировался на этой лужайке, бесчисленными часами оттачивая мастерство владения мечом.
Я постучал, и дверь отворил еще один такой же человек, как и садовники, с таким же коротким мечом у пояса. Во времена моей юности в замке не было такого большого штата прислуги, но и то сказать, в те времена мы ведь не принимали таких важных гостей, как эта мастерица разгадывать шифры.
Я увидел первое знакомое лицо — Джона Харрисона, который всмотрелся в меня очень тщательно.
— Хэйтем, — он покраснел, — как, черт возьми, ты здесь оказался?
— Здравствуй, Джон, — ровно произнес я, — Реджинальд здесь?
— Безусловно, Хэйтем, где же ему еще быть? Но ты-то здесь как оказался?
— Пришел навестить Лусио.
— Что-что? — Харрисон покраснел еще больше. — Пришел навестить Лусио?
Он как-то неуверенно подбирал слова.
— Что? Как? Что, черт возьми, ты тут делаешь?
— Джон, — мягко сказал я, — успокойся, будь добр. Я не из Италии. Никто не знает, что я здесь.
— Да уж черт побери, надеюсь, что нет.
— Где Реджинальд?
— Внизу, у арестантов.
— Вот как? У арестантов?
— У Моники и Лусио.
— Понятно. Я и не знал, что они арестанты.
Внизу, под лестницей, распахнулась дверь, и явился Реджинальд. Я знал, куда ведет эта дверь — в подвал, который во времена моей бытности в замке был сырым помещением с низким потолком и трухлявыми, в основном пустыми, винными стеллажами с одной стороны и темными сырыми стенами с другой.
— Здравствуй, Хэйтем, — коротко сказал Реджинальд. — Вот уж не ожидал.
Неподалеку вдруг оказался один из охранников, а следом к нему присоединился еще один. Я смотрел то на них, то на Реджинальда с Джоном, которые стояли как два озабоченных священника. Оружия ни у кого из них не было, но даже если бы и было, я думаю, что справился бы и с четырьмя. Если бы до этого дошло.
— Еще бы, — сказал я, — вот и Джон мне только что пояснил, что несколько удивлен моим визитом.
— Ну, будет тебе. Ты ведешь себя неосмотрительно, Хэйтем.
— Возможно, но мне хотелось посмотреть, как позаботились о Лусио. Мне сказали, что он арестант, так что, вроде бы, ответ я уже получил.
Реджинальд фыркнул.
— Интересно, а ты чего ждал?
— Я сказал, чего. Того, что задача была — вернуть матери сына; того, что дешифровальщица согласилась работать с дневником Ведомира, если мы вызволим ее сына от мятежников.
— Я не обманывал тебя, Хэйтем. Так все и есть, Моника начала расшифровку дневника после того, как ее сын оказался рядом с ней.
