Леонтий Раковский - Константин Заслонов
Женя Коренев и Леня Вольский шли в деревню Залужье к своему связному Остапу Крупене, бывшему колхозному бригадиру, за новыми данными о фашистских гарнизонах в Сенно, Смольянах и Богушевске.
Вся семья Крупени — жена, семнадцатилетняя дочь Галя и двенадцатилетний Юрка — помогала партизанам.
Немцы в Залужье не стояли. Но всё портил староста: он недолюбливал Остапа, чувствуя в нем врага.
Женя и Леня только к ночи едва дотащились по грязи до Залужья. Хата Крупени стояла на краю деревни.
Партизан здесь уже ждали: глиняный черепок, висевший на заборе, — условный знак — показывал, что в хату можно входить смело.
Узнав у Крупени все новости, партизаны хотели было пускаться в обратный путь, но хозяева уговорили их остаться переночевать.
— Переночуйте, отдохните — куда там итти! — убеждала хозяйка.
— Ночью по такой дороге какая ходьба! Только ботинки совсем разобьете да измучитесь понапрасну, — резонно говорил Остап.
Отправляя их на разведку, дядя Костя не ставил им условия обязательно к утру вернуться назад, — слишком тяжела была дорога по непролазной грязи.
И друзья заночевали.
Так приятно было лечь спать, хотя и не раздеваясь, но лечь на сено, а не на колючие еловые ветки! Так приятно чувствовать под головою не слежалый, пахнущий плесенью, жесткий ком старой соломы, а настоящую мягкую подушку!
Проснулись разведчики с солнцем. Их разбудил горластый хозяйский петух, каким-то чудом уцелевший от прожорливых фрицев.
Женя и Леня встали бодрые, полные сил и пошли умываться.
Хозяйка усадила их за стол подкрепиться на дорогу.
Друзья кончали завтракать, когда в хату вбежал перепуганный Юрка, которого отец послал узнать, что слыхать на другом конце деревни.
— Староста идет с двумя солдатами! Уже около Сымонихи! — залепетал испуганный Юрка.
Женя и Леня выскочили из-за стола, невольно хватаясь за пистолеты и гранаты.
— Товарищи, погодите! — кинулся хозяин.
Он открыл дверцу в подполье, которое было устроено с боку у печки.
— Лезьте сюда!
Раздумывать было некогда: отбиваться от фрицев — значит, провалить своего связного. Женя и Леня прыгнули в темную яму, где лежала картошка и другие овощи. Дверца захлопнулась над их головой.
— Попались! — плюнул с досады Леня.
— Ти-ише! — зашептал Женя.
В это время по полу что-то протащили, и над их головами какая-то вещь мягко стукнула о дверцу. Закрылись последние узенькие щелочки света. В подполье стало еще темнее, а голоса наверху — приглушеннее.
«Опрокинули мешок с зерном, закрыли подполье», — сообразил Женя.
Вслед за этим раздались шаги и послышались голоса.
— Пришли!
Они стали прислушиваться к тому, что́ происходит наверху.
— Ну, хозяин, подавай самогону! — глухо донесся чей-то низкий голос.
— Наверно, староста, — подумал Женя.
— Откуда у меня самогон? — спокойно ответил Крупеня.
— Давай по-хорошему, а то искать начнем, хуже будет.
«Сейчас всё перероют. Обнаружат нас. Придется рубануть их», — подумал Женя.
— Ищите, — ответил равнодушно Крупеня.
— Какой у нас самогон? — волнуясь, заговорила хозяйка.
Ее голос слышался отчетливее всех, — видимо, она сидела возле мешка.
— Вот что выдумали: «самогону»! Мы же не гнали!
— Не хотите угостить, сами найдем! — сказал тот же низкий голос.
И по хате заходили. Слышно было, как открывали шкапчик, как лазили на печь.
«Сейчас, сейчас»…
Что-то лопотали солдаты. Женя уловил только одно:
— Шнапс, шнапс!
Рука крепко сжала пистолет.
Крупеня отвечал всё тем же бесстрастным тоном.
Потом все вышли — очевидно, направились шарить в чулане и на чердаке.
Голоса на некоторое время затихли.
Но вот опять над головой затопали шаги — непрошеные гости вернулись в хату.
— У тебя самогонка бывала! — сказал низкий голос.
— А теперь нет.
— Когда была, мы в хате не держали, — вдруг прозвенел тоненький голосок Юрки.
— А где?
— На гумне, в стогу.
— А ну, веди посмотрим, не осталось ли там чего!
И опять наверху настала тишина.
«Молодец, Юрка: догадался увести проклятых!»
Женя провел рукою по вспотевшему лбу, шее. Впервые схватился: кепка-то осталась на лавке.
И вдруг над головой зашуршало, дверца поднялась, сверху посыпалось какое-то зерно, и друзья увидали бледное от испуга лицо хозяйки:
— Пошли на гумно. Лезьте скорее на чердак, — там уже смотрели!
Женя и Леня одним махом выскочили наверх, кинулись на чердак. В сенях, у маленького оконца, сторожила Галя, — она смотрела на гумно. Женя глянул из-за ее плеча. У небольшого стога сена стояли Юрка, отец, староста и два солдата. Фашисты ретиво кололи сено штыками.
Женя взобрался за Леней по лестнице на чердак. Тут было не то, что в тесном подполье, — есть где развернуться. Возле длинной печной трубы стояли прялки, разобранные кросна. На веревке висели сухие, прошлогодние веники.
Друзья легли на песок потолочного настила за лежак трубы, как за бруствер, и приготовились к бою.
С улицы донесся плач Юрки.
— Говори, щенок, где? — кричал всё тот же низкий голос.
— Я же сказал, что нет.
— А где?
— Нигде у нас нет!
«Вот подлюга, паренька трясет!» — стиснул зубы Леня.
Голоса стали приближаться к дому. Еще раз подошли к хате. Солдаты что-то недовольно говорили, но уже уходили прочь.
Бедный Юрка продолжал всхлипывать.
— Товарищи, где вы?
На лестнице показалась голова Крупени.
— Мы тут, — встали друзья.
— Ушли проклятые! Слезайте, будем кончать завтракать. Есть еще клецки с салом!
— Да ну их! — махнул рукой Вольский.
Когда спустились вниз. Женя обнял заплаканного, но сияющего Юрку.
— Молодец. Юрка! Сообразил!
— Откуда они взяли, что у нас самогон? — спросила Галя.
— Пьяницы. По всей деревне ищут, — ответил отец.
— У тебя же была одна бутылка, — почему ты им сразу не отдал, чертям этим? — сказала Остапу жена.
— Хватит им и сала, что взяли. Килограммов пять было. А самогонка есть, я бы ее отдал, — пропади они с ней вместе! — да бутылка стоит вот где! — топнул ногой по дверцам подполья Остап. — В углу за кадкой!..
— Как они наших шапок не увидали? — спросил Вольский.
— У Жени кепка — ее прятать не надо, а на вашей железнодорожной я сидела, — покраснела Галя и, смеясь, протянула Лене порядком измятую фуражку.
— Э, ничего, — она всякое видела! — ответил Леня.
К вечеру друзья благополучно вернулись в отряд.
