Клайв Касслер - Ночной рейд
добро пожаловать домой.
Простите, что не осталась, чтобы встретить вас, но у меня свидание. Спокойно поспите сегодня.
Я сказала адмиралу, что ваш самолет прилетит не раньше, чем завтра вечером. Оставьте этот день для себя.
Зерри.P. S. Совершенно забыла, как управлять большой старой машиной. Забавно, забавно, но какой большой расход газа на милю!»
Питт улыбнулся, включил стартер, с удовольствием прислушиваясь, как оживает двигатель объемом 427 кубических дюймов. Ожидая, пока показания температурного датчика установятся на стрелке «тепло», прочитал записку второй раз.
Зерри Почински была жизнерадостной девушкой, на хорошеньком личике почти всегда заразительная улыбка, карие глаза озорные и теплые. Ей тридцать, никогда не была замужем, загадка для Питта, полненькая. Длинные, желтовато-коричневые волосы спадают ниже плеч. Он подумывал о романе с ней. Довольно часто получал сдержанные сигналы. Но, к сожалению, Дирк давно понял, что того, кто вступает в игры со своими служащими, ожидают неприятности.
Питт прогнал ее образ и включил передачу. Старая двухместная «кобра» со складывающейся крышей рванула с места и, визжа шинами, выехала на магистраль, ведущую от аэропорта. Он повернул от столичного города и направился на юг вдоль реки Потомак. Двигатель работал без усилий, когда Питт обогнал поток малолитражек, движущихся в хвосте оживленного вечернего движения.
В небольшом городке Гаага он свернул с магистрали и поехал по узкой дороге к Коулз-Пойнт. Когда показалась река, он начал изучать имена на сельских почтовых ящиках. В свете фар появилась пожилая женщина, прогуливающая крупного ирландского сеттера.
Питт остановил машину и выглянул в пассажирское окно.
— Прошу прощения, покажите, пожалуйста, дорогу к дому Эссекса.
Она подозрительно посмотрела на Питта и указала в направлении, откуда он приехал. — Вы пропустили его дом еще полмили назад. Ворота с железными львами. — Да, вспоминаю, что видел их.
Питт еще не успел пойти на разворот, как женщина наклонилась к открытому окну.
— Вы не застанете его дома. Мистер Эссекс уехал дней пять назад.
— Знаете, когда он вернется? — спросил Питт.
— Кто же знает? — она пожала плечами. — Он часто закрывает дом и уезжает в Палм-Спрингс в это время года. Ему легко, он один. Единственный способ узнать, что он уехал в пустыню, — это его переполненный почтовый ящик.
Из всех людей, у которых он мог спросить дорогу, Питт выбрал соседку-сплетницу.
— Спасибо, — сказал он. — Вы мне очень помогли.
Внезапно морщинистое лицо женщины превратилось в маску дружелюбия, ее голос стал слащавым.
— Если у вас для него сообщение, можете оставить его мне. Я уж обязательно передам. Обычно забираю всю его корреспонденцию. И газеты.
Питт взглянул на нее.
— Он не просит прекратить доставку газет?
Она покачала головой.
— Ему всё равно, доставляют их или нет. Когда на днях мой мальчик работал на прудах, то говорит, что видел, как пар шел из вентиляционных отверстий дома Эссекса. Можете представить — уехал, не отключив отопление. Ненужный расход, особенно учитывая дефицит энергии.
— Вы сказали, что мистер Эссекс живет один?
— Жена умерла десять лет назад, — ответила болтливая соседка. — Трое детей разбросаны по всему свету. Вряд ли пишут бедняге.
Питт еще раз поблагодарил ее и закрыл окно, не давая женщине возможности снова просунуть голову.
Ему не нужно было смотреть в зеркало обратного вида: Дирк знал, что она следила за машиной, пока он не повернул в проезд к дому Эссекса.
Питт проехал мимо деревьев, припарковал «кобру» перед домом и заглушил двигатель, но фары оставил включенными. Посидел немного в машине, слушая приглушенные гудки с другого берега реки в Мэриленде. Ночь была ясная и прохладная. Огни сверкали на реке, как рождественские украшения.
Дом стоял темный и безмолвный.
Питт обошел вокруг гаража. Поднял главную дверь на хорошо смазанных шарнирах и, заглянув в гараж, увидел два автомобиля, стоящих носом к воротам, полированные детали на решетках и бамперах сверкали, освещенные фарами «кобры». Одна из машин была компактным, крошечным «фордом» с передним двигателем, высокоэкономичная модель. Вторая — более старый «кадиллак-броухем», одна из последних моделей больших машин. Обе были покрыты тонким слоем пыли.
Интерьер «кадиллака» в идеальном порядке, одометр показывал только 6400 миль. Обе машины выглядели совершенно новыми, словно из демонстрационного зала; даже под крыльями не было дорожной грязи. Питт начал постепенно проникать во внутренний мир Эссекса. Судя по заботливому уходу, у бывшего посла была страсть к автомобилям. Он был дисциплинированным и педантичным человеком.
Дирк закрыл дверь гаража и повернулся к дому. Сын встретившейся ему женщины прав. Отдельные клубы беловатого пара поднимались из вентиляционных труб на крыше, исчезая в потемневшем небе. Он подошел к парадному входу, нашел кнопку звонка и нажал ее. Ответа не последовало, никакого движения за окнами, занавески которых не были задернуты. Только потому, что это было естественно, он нажал ручку двери.
Она открылась.
Питт удивился. Незапертая входная дверь не предусматривалась; также не предусматривался запах разложения, проникающий через порог и бьющий в ноздри.
Он вошел внутрь, оставляя за собой дверь открытой. Нашел выключатель и включил свет. В прихожей никого не было, никого не было и в соседней столовой. Он начал быстро осматривать дом, начиная со спален наверху. Казалось, что ужасный запах преследует его повсюду. Нельзя было определить, откуда он исходит. Питт спустился вниз и проверил гостиную и кухню. Он едва не пропустил кабинет, полагая, что закрытая дверь ведет в туалет.
Джон Эссекс сидел в очень мягком кресле, рот открыт, голова на боку, застыла в агонии, очки гротескно свисают с уха. Когда-то блестящие голубые глаза потухли и ввалились в череп. Разложение началось очень быстро, потому что термостат в комнате был установлен на 75° по Фаренгейту. Пожилой человек продолжал сидеть в такой позе, не обнаруженный никем в течение месяца, скоропостижно умерев, как потом установит коронер, в результате образования тромба в артерии. В течение двух первых недель тело позеленело и раздулось, оторвав пуговицы от рубашки Эссекса. Затем после свертывания и испарения внутренних жидкостей труп стал сжиматься и высыхать, кожа затвердела до состояния дубленой.
На лбу Питта выступил пот. Он был на грани потери сознания от спёртого воздуха и зловония в помещении. Прижав носовой платок к носу и пытаясь сдержать рвоту, он опустился на колени перед трупом Джона Эссекса. На коленях лежала книга; на уголке обложки выгравирована лапа с когтями. Холодный палец жуткого трупа был направлен к шее Питта. Ему и раньше приходилось сталкиваться со смертью, но у него всегда была одна и та же реакция: чувство отвращения, которое постепенно уступало место пугающему пониманию, что когда-нибудь и он сам превратится в разлагающийся труп в кресле.
