Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон
Помешивая супчик пластиковой ложкой, я напевал веселую песенку: «С высоких гор спускается туман, когда всё ближе с моря ураган, но в эту ночь под сенью звонких струн я все-таки лаской вырвал поцелуй…» Песня не кулинарная, но душевная, а я готовил с душой.
«Было бы неплохо запустить в похлебку макарошек или картошки, — подумал я, — однако придется закатать губу. И так сойдёт!»
Вариант бросить в котелок белого хлеба, для пущей густоты, был принят, хотя и не соответствовал кулинарной эстетике.
«Эстетика должна быть во всём», — так любил говорить Виктор Гаврилович, прораб, под чьим руководством мне довелось работать не один год.
Каморка наполнилась вкусным овощным ароматом, от которого разыгрался жуткий аппетит. Живот урчал и бурчал, требуя скорейшего перехода от пролога — приготовления, к эпилогу — обеду.
«Сколько же дней я не ел первого? — спросил я сам себя, — дней десять, не меньше. — Ведь и в Москве я не часто баловал себя супчиком. — А ведь в жидкости вся сила!.. Ну, вроде бы готово».
Самодельный котелок был без дуги. Я боялся уронить его, когда ставил на пол, чтобы остудить. Заворожено смотрел я на свое кулинарное творение, но, не дождавшись, пока оно остынет, смело запустил ложку в котелок. Кипяток предательски ошпарил язык, я долго плевался и нецензурно бранился, ругая свою глупость и нетерпеливость. Зубы, даром что оглушённые двойным ударом каффетина, от кипятка заныли привычной болью. Лицо искривилось, в глазах померкло. Пришлось запастись терпением и ждать, пока суп остынет до приемлемой температуры.
Чтобы не терять калории, я зажал импровизированный котелок между ног, впитывая исходящее от него тепло. Время от времени запуская в него ложку, чтобы поднеся к губам определить насколько моя похлебка еще горяча. Когда она остыла, я набросился на неё, словно голодный пес на мозговую косточку, быстро работая ложкой, совершенно не обращая внимания на такой пустяк, как стекающие по подбородку и на куртку капли. Я только самозабвенно утирался, упорно не желая отрываться от полюбившегося физического упражнения: ложка в котелок — ложка в рот. И так бы до бесконечности, да вот супец подвел. Не успел я войти во вкус, как он, мерзавец, закончился. Я расстроился, потому что понял — не наелся. Выскреб все до последнего, ничего не оставил, ни кусочка колбасного, ни зернышка помидорного или огуречного. Я бы и стенки котелка вылезал, да язык коротковат, не достать.
— Умылся супом, осталось утереться, — сказал я и провел по губам тыльной стороной ладони. — Н-да, хорошо, но мало. Надо вдогонку отправить пару бутеров.
Я считаю, надо жрать — пока есть, что жрать! Голод не тётка и не дядька, вообще не родственник, поэтому гнать его нужно к чёрту, и тогда всё будет отлично… Блин, у меня же есть икра!
Достав одну из трех банок, я в два счета ее вскрыл и той же ложкой стал отправлять деликатесную вкуснятину себе в рот. Покончив с икрой, я умиротворенно вздохнул и сделал хороший глоток красного винца.
— Опаньки, — вдруг удивился я.
И было чему удивляться, только сейчас, продолжая вытирать подбородок, я заметил, что нижняя часть моего лица покрылась щетиной, смахивающей на ту, что растет на свиньях.
«Надо думать, больше семи дней не брился. Скоро обрасту и буду похож на подзаборников с Казанского вокзала. И даже переодеваться не надо, гардероб точь-в-точь как у них».
Остальная часть дня прошла в заготовке дров. Каждая последующая ночь была холодней предыдущей. С тоской я смотрел на вечернее небо. За весь день солнце так ни разу и не выглянуло из-за туч. Я понимал, что в такую погоду самолёт никто искать не будет. Все знают, чем это может закончиться. Лишними жертвами. Но, не обращая внимания на голос разума, мои чувства взывали о помощи. Они, подобно лежащей на дне подводной лодке, подавали сигнал «SOS». Спасите наши души!
Разум разумом, а я смотрел в небо и вслушивался в вечернюю тишину. Собственно ничего не было видно и слышно, кроме неторопливых туч и ветра, играющего миллиардами снежинок, и раскачивающего деревья.
Я прикинул, сколько сейчас времени. До темноты оставалось около часа. Хотя дров я запас достаточно, но решил заготовить побольше, на всякий случай. Как говорится, запас карман не тянет и есть не просит.
«Всё, последняя охапка», — подумал я.
Не дойдя до хвоста метров пятьдесят, я остановился перевести дух. И таскать дрова тяжело, и одежда тяжела. Но новый костюм хорошо держал тепло, не позволяя снегу забиваться, куда ни попадя, особенно в ботинки. Все хорошо, только одышка замучила.
Ночь опускалась на землю. Тайга быстро погружалась во мрак. И ветер, разгулявшись, гнул деревья, шумно проносясь над рекой.
От окружавшего меня мрака и гула ветра мне совсем стало не по себе. Я вообще жутко не люблю ходить в ночной лес или купаться по ночам, например, в реке. Всё какие-то кошмары чудятся, то вампиры, то утопленники, то еще чёрт знает что…
Я поежился. Мое воображение рисовало голливудские ужасы. Когда сквозь завывание ветра прорвался далёкий протяжный, леденящий кровь вой, я впал в оцепенение. Он был чуть слышен, но мои волосы встали дыбом, колени коварно ослабли и задрожали, сердце застучало в бешеном ритме, готовое спрятаться в пятках. Мне было не просто страшно, а жутко страшно. Да, я по-настоящему сдрейфил, сдрейфил так, как никогда еще в своей жизни. Бросив вязанку, я во весь опор помчался в каморку.
Глава двенадцатая
ГРУСТНЫЙ ВЕЧЕР
…Bagama, bagama mama,
я скучаю по тебе, bagama mama…
Вбежав в каморку, я с силой захлопнул дверцу, и только тогда смог перевести дух. Левая рука, ещё не зажившая, сильно болела от ушиба. Мчась напролом через лес, я, не успев замедлить бега, влетел в хвост самолёта, поскользнулся, упал, но тут же вскочив, скрылся за дверцей.
Я посмотрел на ладонь. Несильно сжал и разжал пальцы. Вроде работают…
«Неужели волки?!»
От этой мысли по моей спине пробежали мурашки. Встреча с серыми хищниками не сулила ничего хорошего.
«Вой слышался с другого берега, если это вообще завывали волки, а не ветер, — подумал я. — Интересно, в каком месте они могут перейти реку? Желательно, как можно дальше от меня. Тогда, Бог даст, не встретимся».
Но уповать на это было бессмысленно. Так или иначе, рано или поздно, судьба столкнет меня с серыми хозяевами тайги. Если, конечно, я здесь надолго застряну…
— Ладно, может, и не волки это были… Показалось! — громко произнес я и протер потное лицо.
Придя в себя, я принялся готовить ужин. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Ужин состоял из бутербродов и сегодняшней порции вина. Всё было горячим, я умудрился поджарить на огне хлеб, отчего он казался ещё вкуснее и сытнее.
