Виктор Егоров - Приключения 1969
Лена прилегла на кровать и накрылась пальто. Рядом прикорнула и Надя.
— Эх, дорогой мой человек, трудно нам с тобой приходится! — вздохнула Лена. — Хорошо, что хоть Миша нам теперь помогает…
Надя уткнула лицо в подушку, одним глазом в упор смотрела на нее.
— А он тебя любит, — вдруг сказала она.
Лена приподняла голову с подушки.
— С чего ты взяла?
— Догадалась.
В комнате наступило молчание. Надя еще глубже уткнулась в подушку и как будто уснула. А Лене не спалось. В голову лезли мысли, нестройные, клочковатые. Вспомнилось недавнее, но словно оставшееся где-то за высокими горами детство, заботливая мать, ласковый отец, а потом он, самый близкий и любимый человек, погибший в начале войны. И детский сад. Круглые ребячьи головки. Подумать только, она была воспитательницей!..
Вдруг Надя поднялась и села, тараща сонные глаза.
— Сколько времени?
— Без четверти пять.
Надя облегченно перевела дыхание.
— Чуть не проспала! Что будем передавать?
— Во-первых, передай, что на исходе батареи, а во-вторых, что на Крымскую пристань к дальнобойным орудиям подвозят снаряды…
Пока Надя возилась, налаживая рацию, Лена смотрела на нее и думала о том, какие они с Надей разные. Как будто всегда рядом, а в то же время далеки друг от друга. Все для нее проще, обо всем есть у нее собственное безапелляционное суждение. Вон как она легонечко залезла в Ленину жизнь и все расставила по своим местам. И Миша ей уже вполне ясен, и подлинные причины его поступков не вызывают у нее ни малейшего сомнения…
Как удивительно меняется лицо Нади, когда она остается наедине со своей рацией! Грубоватость словно сходит с него, оно становится более одухотворенным, взгляд более глубоким. И все, что окружает Надю, как будто перестает для нее существовать. Она погружается в иную жизнь, где все для нее полно своего смысла и где каждый звук раскрывает ей свое подлинное значение. Даже ее рука, сильная, почти мужская рука, становится эластичней, женственней, когда пальцы сжимают телеграфный ключ…
Тихий, дробный перестук.
— Черт побери! — неожиданно выругалась Надя.
— Что случилось?
— Там радиста поменяли! Какого-то пижона посадили… Тире срывает…
Это уже та область деятельности Нади, где Лена никаких советов ей дать не может.
— Сколько же ты будешь мурыжить меня в эфире, осел этакий! Да перестань ты стучать!.. — Она кричит на неведомого радиста так, словно он сидит с ней рядом и слышит ее.
Очевидно, радист, наконец, угомонился, Надя улыбнулась, щелкнула переключателем, и комната снова наполнилась дробным стуком.
— Первую передала, теперь вторую… Какого же обормота там посадили! Даже «квитанцию» как следует дать не может… Перехожу на прием!..
Раздался условный стук в дверь, и в комнату вошел Миша. Он был весь взъерошен, кашне сбилось на сторону, шапка сдвинута на левое ухо. Не раздеваясь, он стремительно сел на стул и посмотрел на Лену блестящими от возбуждения глазами. Лена поняла: принес какие-то важные сообщения.
— Девочки! — глотнув воздух, наконец, проговорил он. — Только что в порт вошел немецкий транспорт «Лаудон» — грузит немецких солдат и оружие. На рассвете с караваном выйдет в сторону Севастополя… Но это еще не все, — он перевел дыхание. — На товарную станцию прибыл секретный эшелон. Все вагоны тщательно закрыты, а вокруг оцепление. Нужно действовать!
Надя озадаченно взглянула на часы.
— Я могу теперь выйти в эфир только после двенадцати ночи.
— Вот и хорошо, — прикинула Лена, — сообщение о караване в штабе получат вовремя.
— Что же будем делать с эшелоном? — спросил Миша.
— Но ведь скоро комендантский час…
— За ночь его могут угнать!
Да, положение не из легких. Могла бы, конечно, помочь Валя, но к ней решили больше не обращаться. А штабу надо отвечать…
Лена смотрела в окно на темнеющее небо. Через час — с восьми вечера — патрули открывают стрельбу по тем, кто появляется на улице без пропуска, а если схватят — в лучшем случае штраф и тюрьма.
— Ты уверен, что это действительно важный эшелон? — спросила Лена.
— Безусловно, — подтвердил Миша.
— Давай здорово подумаем, — сказала Лена. — Рискуя жизнью, сумеем ли мы что-нибудь выяснить?
Миша понизил голос.
— Сегодня в ночную смену работают мои знакомые сцепщики вагонов. Если мы сами ничего не увидим, сможем узнать у них…
— А как же мы вернемся обратно? — спросила Лена.
— Вот в том-то и дело!.. Все будет зависеть от того, что нам удастся узнать. Если эшелон уйдет ночью — необходимо радировать, чтобы его бомбили в пути. Нам всем рисковать незачем. Пусть Надя останется дома, а мы с тобой пойдем. В крайнем случае ты останешься в порту и примкнешь к ночной смене, а я постараюсь пробраться сюда.
Эту ночь все они запомнили надолго.
С моря дул ледяной ветер. Холод быстро пробрался под осеннее пальто, и Лена подняла воротник, чтобы защитить от него хотя бы лицо. Миша шагал рядом, по-прежнему не обращая внимания на то, что свернувшийся в жгут шарф не закрывает шеи, а шапка сдвинута набок. Казалось, ему даже жарко.
Они достигли товарной, когда до комендантского часа оставались считанные минуты. Портовые пропуска помогли им приблизиться к железнодорожным путям, минуя проволочное заграждение. Однако возле составов непрерывно патрулировала охрана.
Недели две назад кто-то пустил паровоз без машиниста, и он врезался в состав с платформами, на которых стояли орудия, и вагонами, доверху набитыми ящиками со снарядами. Виновника не нашли. Но с этого дня охрана получила строгий приказ: стрелять в каждого, кто в неустановленном месте приблизится к железнодорожной колее, даже не окликнув его и не спросив пропуска.
Этот приказ был объявлен всем работающим в порту под расписку. С тех пор прошло не больше недели, и уже несколько человек было застрелено портовой охраной.
Лена и Миша, конечно, знали об этом. Понимая, что только величайшая осторожность или просто счастливый случай могут уберечь их от пули, они с той минуты, как вышли из дома, ни словом не обмолвились о грозящей им опасности.
Во тьме проступали очертания вагонов. Глухо лязгали буфера, и на резкую трель свистка паровоз отвечал сцепщику пронзительным гудком.
— Стой, — тихо проговорил Миша, схватив Лену за рукав. — Видишь, слева платформы? А за ними, на втором пути, товарные вагоны. Это как раз и есть тот состав…
Их прикрывала каменная стена разрушенного склада. Здесь было не так ветрено, и Лене стало теплее, вглядываясь в сумеречные тени вагонов, она поймала себя на мысли, что Мишино соседство успокаивает ее.
