Иван Коновалов - Сержант и капитан
Как Никита ни злился на него, но чувство юмора американца он оценил, и не смог сдержать улыбку. Американец осклабился в ответ киношной улыбкой, в которой не хватало нескольких процентов, чтобы дотянуть до стопроцентной американской. Раскачиваясь, как Джон Уэйн, пошел по ступенькам вниз к черному джипу «Шевроле».
Никита вернулся в офис, вошел в свой кабинет, сел за стол и с чувством выполненного долга уснул уже в третий раз. Теперь он мог поспать подольше, потому что, и не советуясь с вышестоящим начальством, он знал, что вечером встретится с Балашоффым. Когда он засыпал, краем глаза заметил сунувшегося было в кабинет на свое законное место Петракова. Но потом голова все поняла и тут же исчезла. Петраков, хоть и бывший боксер, но край как не любит влезать в какие-либо неприятности. Ему не нужны ненужные подробности, которые сделают его соучастником. Если бы он мог, он бы уехал в отпуск до тех пор, пока Никиту не убьют или он не убьет тех, кто хочет его убить. Трудно его осуждать за это. Насчет Лехи с Петрухой Никита уже все понял. Пока он будет спать, они придут, аккуратно поставят стулья перед столом, сядут на них и будут терпеливо ждать, когда командир проснется.
Когда Никита открыл глаз, все было именно так, как ему и представлялось. Леха с Петрухой — нет, Алексей и Петр, — сидели напротив и смотрели прямо перед собой.
— Привет, который час? — зевая, протянул Никита.
— Три часа сидим, — ответили бойцы одновременно. В их голосах чувствовалась обида.
— Поди, есть хотите?
— Вот это точно, Никита Иваныч, — ответил смышленый Петруха, — чисто так жрать хочется, что чисто я бы Леху съел.
— Че ты гонишь, — толкнул в плечо Леха Петруху. — Это мы еще посмотрим, кто кого еще съест. В семь секунд обглодаю так, что мама не чешись.
— Да ладно, ладно, — пошел на попятный Петруха. — Это я так чисто пошутил, братан, да ты че.
— Че, да вот тебе и че. Не сбивай своим гнилым базаром шефа с мысли. — Леха повернулся к Никите за поддержкой.
Никита посмотрел на них с сомнением. Может, он ошибся, назначив Петруху на роль смышленого. Может, Леха сообразительнее?
— Каюсь, джентльмены, — Никита примирительно поднял руки. — Действительно, пора поесть. Поедем на Тверскую.
— Почему на Тверскую? — спросил Леха.
— Потому что я так сказал.
— Да я чисто так спросил, шеф. Чисто из любопытства.
— Да я чисто понял.
Машину Сергей Борисович выделил хорошую — черный джип «Гранд — Чероки». За руль по-хозяйски, деловито, со знанием дела сел Петруха, вставил и повернул ключ. Машина мягко заурчала.
Леха напрягся:
— Ты че, чисто я хотел…
— Хватит, — оборвал его Никита, — Хватит препираться. Ждете приставки «чисто»? Не дождетесь. Вы говорите на каком хотите языке. Я на нем говорить не буду. Все, поехали.
Петруха радостно показал Лехе средний палец. Тот обиженно отвернулся к окну. Через двадцать минут они были на месте. Ирландский паб в конце Тверского променада. Никита выбрал это место не случайно. Отель «Голден Пэлас» — почти напротив. Но, самое главное, всего в трех кварталах — родной любимый дом на Лесной, в который он пока не может вернуться. Приятно, когда в детективной истории все близко.
Леха с Петрухой сели за стол с намерением плотно подкрепиться. Никита пошел к стойке. Там ему лучше мыслилось. Леха с Петрухой недоуменно посмотрели на него, но Никита объяснил:
— Ребята, я тут буду рисовать стрелки и графики, но не хочу, чтобы вы их видели. Так что можете кушать спокойно.
— Поняли, шеф, — ответили они хором и склонились над меню.
Никита приступил к анализу ситуации. Взял из специально захваченной папки с фирменным вензелем чистый лист бумаги и начал рисовать кружки и стрелки. Он видел такое в кино сто раз и наконец решил сам попробовать. Кружок в центре белого поля с двумя крестами — ночное нападение. Он главный персонаж. Справа маленькая тетрадка — дневник капитана Корнилова. Слева — маленький американский флаг, обозначающий мистера Балашоффа. Чуть пониже, прямо под кружком ночного нападения, — холмик с пиратским «Веселым Роджером», обозначающий клад. Слева от холмика — полуразрушенный домик на Большой Никитской. Никита для красоты нарисовал вокруг него цветочную поляну. Между холмиком и домиком — бегущие в штыковую атаку белые ударники и в панике отступающие большевики. Под ними — один большой вопрос: почему и как дедушка Балашоффа все-таки получил дневник, но почему без нескольких страниц. Второй вопрос еще больше — где те недостающие страницы.
Отдельно от этой конфигурации, в самом низу, еще два кружка — Никита и предположительные враги. Никита их изобразил так — вопросительные знаки с руками и ногами. Никита несется в позе спринтера, а вопросы со множеством ног и рук, в каждой из которых по пистолету и кинжалу, гонятся за ним во весь опор. Задумавшись, Никита обводил свои кружки и вопросы уже по четвертому разу. Потом добавил домики — они символизировали урбанистический пейзаж, на фоне которого разворачивается эта трагикомедия. Пририсовал дороги с автомобилями, в которых сидели улыбающиеся водители. Светофор с милиционером. И последний штрих — Кремль со звездами. Знак географической привязки. Хотел еще президента пририсовать, но передумал. Он-то в этом деле ни при чем.
С удовлетворением оглядев эту картину в стиле школьного притивизма, Никита сделал большой глоток темного густого «Мерфис» и почувствовал спиной, что его обошли с тыла. Реагировать было поздно. Он просто медленно повернулся. Одна из барменш с большим подносом подмышкой разглядывала его каракули.
— Здравствуйте, — сказал Никита.
— Здравствуйте. Это смешно, — ответила она.
— Вы даже не представляете насколько. Еще пива, пожалуйста.
— Секунду.
Больше ей в голову ничего не пришло, и она, громыхнув подносом, пошла за барную стойку. Никита аккуратно сложил свои логическо-метафорические изыски и убрал во внутренний карман.
От этого бара до его дома рукой подать. Дворами до Лесной. Ему вдруг так захотелось зайти в свою квартиру, что он чуть не заплакал. Как будто дом — на другом континенте, а у него нет денег на авиабилет и он вкалывает грузчиком в грязных доках со своими друзьями Питером и Алексом, чтобы заработать. Но каждый раз, набрав достаточную сумму для возвращения домой, они слетают с рельсов и пропивают все до копейки в ирландском пабе. И самолеты на Москву улетают без них.
Странное чувство — ощущение тоски по родине посреди почти родного города.
Неожиданно забарабанивший по стеклу дождь усугубил эмигрантское настроение Никиты. День тут же превратился в вечер. Крупные капли погнали пешеходов вдоль по улице. Кое-кто забежал к ирландцам на огонек. Паб стал наполняться народом и вскоре загудел, задымил, начал ронять посуду. Медоточивый Синатра запел из угла о двух влюбленных незнакомцах в ночи. Никита оглянулся на своих сотоварищей. Нет, все-таки они не похожи друг на друга, как показалось с первого взгляда. Петруха заказал два первых и одно второе, а Леха заказал одно первое, но два вторых. Но что немного не понравилось Никите, они оба заказали салат оливье, который Никита терпеть не мог. «Что это за паб, — подумал Никита, — где подают русский салат?» Их стол был полностью уставлен тарелками. Никита разглядел еще и рыбное ассорти. Да, здоровы они поесть.
