Иван Коновалов - Сержант и капитан
Никита велел им для начала поручить информационно-аналитическому отделу компании найти временное место жительства американца. Земляки-одноклассники столкнулись в дверном проеме, ринувшись исполнять указание. Похвальное рвение. Петруха пропустил, недружелюбно сопя, Леху вперед. «Он точно более смышленый и чуть менее конфликтный, — заключил Никита. — А в целом, парни нормальные, могло быть и хуже. Видимо, Сергей Борисович постарался подобрать лучших».
После раздачи ценных указаний он решил еще раз попытаться заснуть хотя бы минут на тридцать. Снова сложил руки на столе, на них положил голову, закрыл глаза, подождал минуту, не войдет ли кто, и с наслаждением заснул. В армии он научился спать в любом положении, на любой подстилке, при любой погоде, под любую музыку. Под орудийную канонаду, под пулеметную стрельбу, под вертолетный стрекот, под грохот танков, под мат вышестоящего начальства, под оглушающую и пугающую тишину.
Когда Никита проснулся, два его верных оруженосца уже сидели напротив на двух венских стульях. Стулья были не из кабинета. Догадались принести. Торжествующий Петруха с трудом сдерживался, ему хотелось высказаться. Он весь сиял. Леха тоже был чрезвычайно доволен.
— Излагайте, друзья. Вижу, вы нашли нечто интересное и вам не терпится поделиться этой бесценной информацией со мной. Отсекайте лишнее, нужна правда и только правда, как в американском суде после дачи смертельной клятвы в присутствии двенадцати разгневанных присяжных, — Никита с таким трудом продирал глаза, пытаясь при этом сохранить начальственный вид, что ему хватило времени понять, насколько глупо он выглядит.
Он выпрямился жестко и начальственно:
— Ну, что, пацаны, случилось?
— Никита Иваныч, все узнали. Живет эта сволочь в «Гол — ден Пэлас». В триста двенадцатом номере. Теперь он наш, — активист Петруха радостно потирал руки. — Поедем и возьмем его тепленьким. Еще утро, он точно спит.
— Нет, — огорчил обнадеженных гангстеров полупроснувшийся Никита,
— Идите назад к телефону. Звоните и настойчиво договаривайтесь о встрече. И бросьте эту привычку, не разобравшись в ситуации, предъявлять кому-то претензии. Может, в вашей конторе это обычное дело, но в работе со мной придется кардинально сменить приоритеты. Так что, не дай вам бог наехать на клиента, пока я не скажу. Когда скажу, рвите его на куски желтыми прокуренными зубами, бейте тренированными ногами в кованых сапогах по наиболее болезненным местам, прессуйте сбитыми кулаками, публикуйте в желтой прессе разоблачающие статьи, фотографии, эпиграммы и фотомонтажи, словом, применяйте все доступные методы. Но делайте это только после того, когда я разрешу. Когда пройдет время, и вы получите другой приказ, или мне вы станете не нужны раньше времени, вам придется смириться.
Леха с Петрухой полностью перестали понимать велеречивый спич Никиты. Но Никита проснулся окончательно и подвел итог:
— Пацаны, добакланьтесь четко. Чтобы лох не соскочил по непонятке. Лады?
— Лады, — ответил Леха, — Но ты, Иваныч, по фене бо-таешь, как лох последний. Давай уж лучше мы на твоем языке будем говорить, чем ты на нашем. Мужик ты геройский, нам это и без тебя объяснили. Так что мы на твоей стороне.
— Я сейчас пойду выпью кофе в ближайшее заведение и вернусь через двадцать минут. За это время вы должны договориться о встрече, учитывая все вышеназванные мной нюансы. Хочу сказать вам, друзья мои, что наше первое знакомство убедило меня в том, что у вас неплохой потенциал. У вас еще есть шанс развиться в нормальных, почти интеллектуальных членов общества.
Никита говорил это совершенно свободно, потому что знал, что его никто не поймет. Петруха сказал:
— Иваныч, ты сказал, мы сделали. Ты не сказал, мы не сделали. Но если ты сказал, и мы поняли неправильно, мы сделали неправильно. И тогда ты пострадаешь, Иваныч, а не мы.
Никита подумал: «Черт, а ведь правильно излагает. Я над ними издеваюсь, а они пытаются держать удар. Даже пусть это по приказу папы, но терпимости у них больше, чем у меня».
Он вышел на крыльцо и огляделся. Уже была та часть утра, когда на московских улицах остаются только беспечно фланирующие бездельники или приезжие. Все москвичи, кто хочет и может что-то делать, были уже на работе.
— Господин Корнилов, а я вас ищу, — Никита оглянулся. По ступеням поднимался мистер Балашофф. — Я вас ищу с тем, чтобы вы не искали меня. Москва — маленький город, такой же маленький, как Нью-Йорк. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Я уже знаю о том, что произошло на Беговой, о том, что при этом погибли люди, о том, что вы остались живы, и о том, что вы думаете, что я во всем этом виноват. Я здесь, чтобы развеять ваши сомнения по поводу моей персоны. Сижу в машине уже час. Спать хочу, как черт. Давайте поговорим, и вы меня отпустите. Я поеду в гостиницу, которую, конечно, вы уже вычислили, и лягу спокойно в постель. И не истязайте своих людей, чтобы они выяснили, как я об этом узнал. Ваша перестрелка с бомбометанием на Беговой — уже общее достояние Москвы, но и кроме того, мои люди следили за вами с самого начала. И они видели, как вы выпрыгнули с пятого этажа. Надо сказать, что они оценили ваш прыжок. Это было круто, как они говорят.
— А почему они не помогли, эти ваши люди? Почему они не накидали мягких матрасов или не растянули пожарный батут? Почему не поднялись и не атаковали противника с тылу? Посреди Москвы идет бойня, а они сидят себе, как в открытом кинотеатре, и наслаждаются. Это американский способ ведения дел? — Никита был близок к тому, чтобы заехать господину Балашоффу кулаком в лицо.
— Я вас понимаю, но и вы должны меня понять. Они звонили мне в этот момент и спрашивали, что делать. Я в ужасе бегал по своему номеру и страшно переживал за вас. Поверьте. Но, а когда я узнал, что вы живы, первое, что сделал — достал из бара маленькую бутылочку виски и выпил за ваше здоровье. Предлагаю мир. — Он протянул руку. — Ведь вы же теперь сами понимаете, что есть еще кто-то третий, кому выгодно столкнуть нас лбами.
Никита посмотрел на протянутую белую холеную американскую руку с перстнем на безымянном пальце, потом посмотрел на свою руку и демонстративно засунул ее в карман джинсов.
— Руку я жать вам не буду, потому что я вам не верю, но поговорить все равно надо. Пойдемте в офис, а то стоим мы с вами, как две мишени в тире, если вы говорите, что есть третий, то у него сейчас наилучшая возможность остаться в единственном числе.
— Э, нет, — мистер Балашофф спрятал руки за спиной, — это ваша территория. Не хотите мириться — ваши проблемы. Я вам все сказал. И если вы не дурак, а мне показалось, что вы не дурак, вы сейчас пойдете в офис один, посидите там, подумаете, посоветуетесь с вышестоящим руководством, а потом позвоните мне. Я сегодня буду целый день в номере — в Большом театре, мавзолее Ленина, Третьяковской галерее и Грановитой палате я уже был, слава Богу. Приходите часов в девять вечера. И поскольку моя туристическая программа исчерпана, я, от греха подальше, лучше спрячусь в отеле. Там вы меня и найдете, и всю мою охрану.
