Ю. Попков - Искатель. 1963. Выпуск №3
Все сделано правильно. Катапультирование теперь — единственный выход. Операторы впились глазами в экраны локаторов. Сейчас произойдет раздвоение цели. Кресло, выброшенное из кабины, тоже станет крохотным пятнышком на индикаторе.
Снова хриплый, невнятный голос:
— …та пять… уюсь… Хронометрист отмечает:
— Четырнадцать тридцать.
И тут же — чистый, звонкий голос Кривцова:
— Я — пятьдесят один! Дублирую: «Высота пять, катапультируюсь!» Засеките место! Засеките место.
2— Тридцать первый, отвечай! — кричит Кривцов, забыв о том, что ларинги улавливают малейшее колебание голосовых связок.
Молчание.
Кривцов смотрит на приборы: его машина успела потерять 5 тысяч метров. Где-то рядом, в последних витках штопора, падает безжизненный истребитель Куницына.
В шлемофоне звучит голос начальника штаба.
— Вас понял, снижаюсь, — отвечает Кривцов. Четырнадцать тридцать одна. Самолет входит в вираж, и летчик впивается глазами в открывшийся сектор неба: не вспыхнет ли где-нибудь на сером фоне облаков оранжевый огонек парашюта?
Отогнутые назад крылья «МИГа» срезают клочья облаков. Видимость ухудшается.
Скоростная машина предназначена для перехвата, для боя, но не для такого поиска. Не успеешь и голову повернуть, а позади — десяток километров…
Летчики живут как бы в двух разных измерениях времени на земле и на небе. Полет реактивного истребителя — минуты, и в эти минуты расходуются запасы нервной энергии и мускульной силы. Летчик, как и его машина, работает на максимале.
И, быть может, именно поэтому на земле, в быту, в домашней обстановке летчики, как правило, спокойны и неторопливы, сдержанны и нерасточительны на слова и жесты. Они словно аккумулируют нервный заряд, чтобы снова разрядить его в те минуты, когда скорость решает все.
Катапульта выбросила Куницына из мира высоких скоростей, а Кривцов продолжал оставаться в нем. И он ничем не может помочь другу.
3Четырнадцать тридцать три.
С аэродрома взмывает спарка. Это самая «тихоходная» машина, которая нашлась на аэродроме.
Правда, о ее скорости лет пятнадцать назад мечтали самые отчаянные летчики. Но время быстро меняет понятия. То, что нчера называлось боевым скоростным истребителем, сегодня — лишь учебная машина.
На истребителе спаренные кабины с дублированным управлением. Обычно впереди сидит ученик, сзади учитель. Но сегодня в двух кабинах, за двумя одинаковыми щитками с приборами, сидят летчики, опыта и искусства которых, пожалуй, хватило бы и на четыре машины. Два майора — Железников и Буянов.
Спарка идет на бреющем. Горки, поросшие редколесьем, маленькие домики рыбачьих поселков.
— Обследуйте двадцать четвертый квадрат, — слыша! Буянов и Железников голос командира части.
Ниже. Еще ниже. Изгиб берега, и открылась черная плоскость.
Самолет на бреющем ходит над морем, ищет оранжевое пятнышко жилета или надувной лодки. Облачно, серо. Здесь, в облаках, уже сумерки — темнеет быстро.
— Возвращайтесь на базу! — слышат пилоты приказ. — Вертолет в воздухе.
Эстафета поиска принята.
4В последние секунды удается подтянуть, поджать ноги. Куницын собирается в комок, готовый принять удар катапульты.
Вот она, красная скоба — курок катапульты. Защитная резиновая шторка закрывает лицо, откидывается фонарь кабины, срабатывает взрыватель.
Удар.
Один миг. И человек стал снарядом. Выстрелил собой в небо.
Свист ветра. Земля словно опрокидывается и кладет на плечи летчика свою миллиардотонную тяжесть.
Рядом с ним кувыркается в воздухе плексигласовый фонарь.
Расстегиваются привязные ремни — сработал автомат. Толчок ногами в подножку, и летчик расстается с последней частицей самолета — креслом.
Сотни раз он проделывал эту операцию на тренировках и впервые — в воздухе.
Щелчок — стрелой вылетает вытяжной парашютик, развертывая шелковое оранжевое полотнище. Натягиваются стропы. Стремительное падение переходит в плавный спуск.
Он один в бескрайнем небе — покинутый истребитель прошил облака и исчез. Взрыва не слышно. Значит, внизу вода.
Куницын не сразу замечает, что прямо на него опускается кресло.
Мало приятного, если эта груда металла и кожи наткнется на купол. Он подтягивает стропы, и ветер относит парашют в сторону. Кресло проносится рядом, исчезает в облаках.
Облака. На рукавах куртки капли влаги. Первые посланцы той новой стихии, до встречи с которой остались считанные секунды.
Куницын отыскивает среди ремней и лямок соски спасательного жилета. Движения его скупы, уверенны; репетиции были на земле, действие — в воздухе.
Кончился слой облаков. Ни берега, ни острова, ни лодки. Только серая вода. Она вздыбилась, выгнулась полусферой.
Куницын отстегивает застежку парашютных креплений. Ноги освобождены, он держится только на плечевых ремнях. Главное, не упустить ту долю секунды, когда надо освободиться от парашюта. Не успеешь уйти из-под него — накроет сверху, запутаешься, как рыба в сетях…
Пора. Куницын выскальзывает из ремней и с головой погружается в стылую осеннюю воду.
СИГНАЛЬНАЯ РАКЕТА
— Главный диспетчер, вас просят немедленно зайти к начальнику порта.
Голос секретарши, усиленный динамиком, звучит всюду: в комнатах управления, в здании вокзала, над которым трепещут на ветру черные шары штормового предупреждения, на причалах, где сложены штабеля смолистых досок.
Люди настороженно поднимают головы: сегодня знакомый голос секретарши непривычно суров.
Навигация кончается. Суда на ремонте и консервации. Ходят только рейсовые катера. Вроде бы дел срочных нет. Что за спешка?
— ЧП, Валерий Александрович, — говорит главному диспетчеру Защелкину начальник порта. — Катапультировался военный летчик. Сел скорей всего в воду. — Стеркин подходит к большой, во всю стену карте. — Примерно вот здесь. — Красный карандаш очерчивает квадрат. — Как видите, акватория не маленькая. Надо вызывать капитанов, механиков…
Человек в море. Когда раздается сигнал «SOS», суда меняют свой курс. Рискуя жизнью, моряки спасают погибающих. Таков закон моря.
Сейчас сигнал «SOS» звучит для них. Стены кабинета наполнены его грозным эхом. Надвигается холодная ночь. Температура воды всего четыре градуса. Нельзя терять ни минуты.
— Предлагаю организовать поиск немедленно, на рейсовых катерах!
— А пассажиры?
— Дорога каждая минута.