Андрей Бондаренко - Карибская сага
Мария сбросила свой малахай и ушанку на пол. Тут и выяснилось, что она настоящая красавица: лет тридцать с небольшим, высокая, стройная, фигуристая, кровь с молоком, одним словом. На голове была уложена – в шикарную корону – толстая русая коса, одета женщина была в плотно облегающий узорчатый свитер и узкую чёрную юбку.
А глаза – васильковые, лучистые: таких красивых и огромных глаз Нику никогда встречать не доводилось.
– Сейчас перекусим, – смущённо засуетилась хозяйка, почувствовав на себе заинтересованный мужской взгляд. – Я быстро вам соберу.
– Не надо ничего, я сыт, – попытался успокоить Марию Ник. – Честное слово, не голоден. Может, лучше я прикорну где-нибудь в уголке, посплю немного?
– А поспать вам и не получится, – огорчилась хозяйка. – Как засереется, так сразу и поплывём. На шведском берегу вас уже ждать будут. Поэтому надо плотно покушать. Дорога дальняя, на улице холодно. Я сейчас, я быстро! И самовар поставлю обязательно…
Женщина выставила на стол деревянную миску с варёной картошкой, рядом пристроила тарелки с толстыми ломтями варёного и копчёного мяса, принесла гладко струганную дощечку с ржаными плетёнками и плоскими овсяными лепёшками. В завершение достала из подпола глиняный кувшин с молоком, глубокое блюдце с большим куском жёлтого масла, банки с малиновым и черносмородиновым вареньем.
Едва Ник приступил к еде, как хлопнула входная дверь, заскрипела вторая, отделявшая горницу от сеней, и в помещение вошёл низенький упитанный мужичок пятидесяти с лишним лет. У вошедшего было гладковыбритое круглое лицо, украшенное широкой добродушной улыбкой, обширной лысиной и маленькими поросячьими глазками-щелками.
Такой вот Дэнни де Вито, только финского розлива.
– Здраста! – протянул мужичок Нику коротенькую руку с мозолистой ладонью и представился: – Моя звать – Юха!
Юха обошёл стол и уселся напротив Ника, по-хозяйски огладив по дороге мягкое место красавицы-Марии, которая была выше его на добрые полторы головы.
Юха на плохой аппетит не жаловался и легко переел Ника раз в пять. Мария, с нежностью поглядывая на своего мужа-недомерка, всё подкладывала и подкладывала ему в тарёлку новые куски и кусочки.
«Какая странная парочка, Белоснежка и один прожорливый гном, прямо!», – удивился про себя Ник. – «Впрочем, не моё это дело. В каждой избушке – свои погремушки…».
– Моя – коммуниста! – со свистом прихлёбывая с блюдечка чай, неожиданно объявил Юха. – Я любить Ленин, Сталин! Я – коммуниста!
После этого заявления низенький финн стал собираться и через пять минут куда-то ушёл, ещё раз заверив Ника в своей безграничной верности коммунистическим идеалам.
Минут пять-шесть Ник по-честному боролся со своим любопытством, но, в конце концов, сдался на его милость и спросил у хозяйки, которая только после ухода мужа присела за стол и принялась за еду:
– А как же, Мария, вы здесь оказались? Нет, если я что-то не то спросил, то и не отвечайте. Просто вот – любопытно стало, не сдержался.
Женщина только грустно улыбнулась.
– Да нет, ничего, меня многие про это спрашивают, уже привыкла. Мой отец ещё в Санкт-Петербурге ямщиком ломовым работал, спирт перевозил от порта до водочного завода. Спирт тогда на баржах доставляли, а потом его дальше уже развозили – на подводах со специальными большими бочками. А жили мы в Мурино, это деревня такая, чуть севернее города. Хорошо жили, зажиточно, – так мне мать рассказывала, сама-то я этого не помню, совсем маленькой была. Как я родилась, так отца и забрали в армию, война тогда шла с Японией. Где-то в Манчжурии его и убили. Плохая началась жизнь, бедная. Мать в придорожные подалась тогда.
– В придорожные? – не понял Ник.
– Ну, да, – коротко кивнула головой Мария, обхватив ладонями кружку с чаем. – В придорожные проститутки. Обычное дело, тогда так многие поступали…. Потом война с немцами началась, за ней – одна революция, потом – другая. Мать заболела, совсем есть стало нечего. Как пятнадцать лет мне исполнилось, так я тоже в придорожные пошла. Обычное дело…. Потом познакомилась с Юхой. Он тогда с родителями в Рауту жил, теперь это Сосново – по-новому. А ещё у них небольшая ферма была – немного севернее Матоксы. Юха с этой фермы в Петроград, а потом уже и в Ленинград сметану возил, масло, творог. Граница? Да он же всё это для Смольного возил. У начальников работа очень нервная, им надо питаться хорошо. Юха говорил, что те его продукты сам товарищ Киров кушал, а после того, как его убили, то товарищ Жданов…. Понравилась я ему, стали встречаться, он стал мне денег давать. Я и забыла про остальных клиентов, или – почти забыла. Дочка у нас родилась, недавно десять лет исполнилось, вон за тем пологом спит. А Юха, пока для Смольного продукты возил, так сам коммунистом стал. Финны – они очень доверчивые. А по весне тридцать девятого года Юха приезжает и говорит, что, мол, осенью война начнётся между СССР и Финляндией, уходить надо. Предложил за него замуж выйти и сюда переселиться, ему, мол, НКВД и денег выделило на покупку этой фермы. Я и согласилась. А чего кочевряжиться? От добра, как известно, добра не ищут. Собралась, дочку с собой прихватила, да к Юхе в Рауту и приехала. Пограничники эти – одно название. Пришлось, правда, услуги им обычные оказать, ничего не поделаешь. Да чего там, не убудет от меня. Юха с родителями познакомил, я их веру приняла, обвенчались, всё честь по чести. Потом, вот, сюда переехали.
– А его родители как отнеслись к вам? – не удержался Ник от следующего вопроса. – Или они не знали…
– Знали, конечно. Только финны к этому нормально относятся, в смысле – брать жён из русских проституток. Во-первых, мы всё-всё умеем, что мужчине надо. Во-вторых, много плохого видали в жизни, поэтому и хорошее ценим всегда. В-третьих, тут жизнь на хуторах проходит, всегда на глазах у мужа, да и изменять-то ему тут не с кем, безлюдно вокруг. А когда праздник какой и все где-нибудь вместе собираются, то опять-таки всё на виду, ничего не утаишь. Вот, так и живём: он меня за красоту любит, я его – за доброту…
Через час вернулся улыбчивый Юха и объявил, что всё уже готово и через два часа можно отплывать. По этому поводу предложил ещё перекусить.
В это время за цветастым пологом послышалось какое-то шевеление. Сперва в щели между двумя ситцевыми полотнищами показался озорной карий глаз, а ещё через минуту в комнату выскочила невысокая девчушка в длинной ночной рубашке – со смешно торчащими в разные стороны двумя рыжими хвостиками.
– Анна-Мария, – девчушка присела перед Ником в некоем подобии книксена и негромко добавила несколько коротких фраз на финском языке.
Уяснив, что перед ней находится русский, милое создание тут же выпрямилось, откашлялось и выдало пятиминутный поток отборных матерных ругательств…
