Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой
После того как несколько месяцев проведешь на Звездной вилле, к обычной жизни привыкать трудно, и нас потянуло друг к другу. Возникла какая-то нежность. И хотя я понимала, что это не любовь, а, наверное, что-то другое, но мне было так хорошо с ним, так спокойно. Васька не пукал и не рыгал, а в сексе был очень нежен.
Кира Кирилловна гордилась тем, что «может наблюдать расцвет таких романтических чувств». Стала заботиться о нас обоих, и Васька пожирал ее сырники в невероятных количествах. Я смеялась над его аппетитом и стала покупать творог сама, чтобы он не объел старушку совсем. Вместе смотрели концерты Академии по телику и горячо обсуждали. Жили почти семьей. А вскоре я и вправду услышала предложение выйти замуж.
Звучало оно так:
– Свет! Я тут думал, думал – давай распишемся! Смотри – будет у нас молодая перспективная семья. Кира все равно когда-нибудь помрет, и нам достанется ее комната. Скажи, здорово?! У каждого будет своя жилплощадь в Москве. А, Светусик?
Попахивало Достоевщиной. Я представила, как мы строим перспективную семью и каждый день наблюдаем за соседкой, когда она нам, живоглотам, сырники жарит – скоро она «концы отдаст»? Я желала чудесной Кире Кирилловне долгих лет жизни и здоровья, поэтому отказалась от Васькиного предложения. Он обиделся и свалил, видимо, уже было куда. Я тоже засобиралась в Ежовск. Расцеловала напоследок Киру Кирилловну. Она прослезилась, наказала часто звонить ей и не засиживаться в Ежовске, «потому что надо же карьеру развивать». Я пообещала, хотя была уверена, что карьера моя гакнулась с треском и никто из продюсеров со мной связываться не захочет.
С тем я и отбыла на Малую родину.
В Ежовске я первым делом отправилась в театр, очень соскучилась по Антону. Он был, как всегда, прекрасен, но сильно уменьшился в размерах. Как-то подсох. Но черные глаза сияли оттого, что он снова видел меня. Он этого и не скрывал:
– Как же я рад тебя снова видеть, Света, голубка моя. Ну, что, попорхала по звездным небосклонам? Крылышки сильно опалила?
– Досталось, если честно.
– Ну ничего, ничего. Молодцом держалась. Я ведь наблюдал за тобой.
– Каким образом?
– Обычным, по телевизору.
– У вас его нет, вы же ненавидите телевидение.
– Ради тебя сделал исключение. Велел поставить шайтан-ящик у себя в комнате. Очень я смеялся, наблюдая все это безобразие, очень.
И он расхохотался, аж слезы выступили на глазах. Я подхватила, чтобы он не заметил моего испуга. У него потрясывалась голова и старчески дрожали руки. Мне не удалось его обмануть.
– Что ты так испугалась, Светочка? Да, наступила настоящая старость. Когда-нибудь она все равно должна была до меня добраться, это она еще сильно задержалась, ходила кругами. В нашем роду вообще так долго не живут. Я практически рекордсмен.
Все это он говорил, продолжая посмеиваться. А я уже плакала.
– Ты можешь поплакать сейчас, но, пожалуйста – в последний раз. Ты мне нужна очень сильной, тебе предстоит много дел. Я хочу передать тебе театр и уже даже предпринял кое-какие шаги.
Я оцепенела.
– Не бойся – у тебя все получится. Других кандидатур просто нет. Твой отказ убьет меня. Как бы ни был смешон наш театр – это дело всей моей жизни, и у меня сердце разрывается при мысли, что все исчезнет, когда исчезну я. Что будет с артистами без театра? Что будет с маленькими зрителями, которые приходят сюда по выходным? Мне их очень жалко, останутся без всякой культурной помощи, они этого не заслужили. Не подвели меня, Светлана, соглашайся!
Я разрыдалась, сказала: «Согласна» – и убежала.
Прорыдала весь вечер, пришла Маня, которая все время присматривала за моим домом, я ей все рассказала, она тоже всплакнула. А потом строго сказала:
– Соглашайся. Не должен театр пропасть. Я сама туда все детство ходила и все спектакли до сих пор помню. Это было такое счастье для меня! И для других тоже. Ты вспомни, как дети ведут себя на спектаклях. Не хулиганят, не галдят, сидят и впитывают каждое словечко!
– Мне Антона жалко. Я его так люблю!
И мы опять заплакали.
Утром я отправилась в театр и практически уже не выходила из него. Только ночевать домой ходила. Антон объяснял, как руководить театром, где добывать деньги, как вести себя с начальством… и многое, многое другое.
Потом объявил меня И. О. художественного руководителя, и я потихоньку начала руководить.
Руководила я так:
– Антон Хуанович сказал сделать то-то, – и все бросались выполнять, потому что понимали весь драматизм ситуации. Антон почти не выходил из кабинета, лежал на диване при полном параде, но почему-то очень часто стал говорить по-испански. Я даже сначала не поняла, что это он со мной разговаривает, думала, сам с собою, пока он однажды не рассердился:
– Ты что, совсем ничего не понимаешь? Я попросил тебя приготовить чаю себе и мне.
– Не расслышала просто, задумалась.
Соврала я, чтобы не раздражать его, и пошла на кухню. Пока мы чаевничали, Антон заявил, что я должна подучить кое-что из испанского. Я даже не сопротивлялась. И он стал обучать меня некоторым фразам. Я быстро все запоминала. Потом он вдруг обрадовался какой-то своей мысли и сказал:
– А ты помнишь песню из «Кровавой свадьбы»?
Это у нас такой спектакль был. Антон иногда экспериментировал и ставил серьезные пьесы для старшеклассников. Спектакль был не очень понятен даже нам, но такой красивый, с такими обалденными куклами и музыкальным сопровождением, что год продержался в репертуаре с большим успехом. И мы там все пели по-испански. Антон написал нам испанские слова русскими буквами, а мы зазубрили и примерно знали, про что.
– Спой, Света! Ублажи старика!
Я песню хорошо помнила и спела. Антон был счастлив. Обнял меня и поцеловал. И я предложила:
– Раз вам так нравится, давайте я еще что-нибудь выучу.
И мы стали учить песни и баллады. Антон писал по-русски, но часто путался и переходил на испанский, я спрашивала, что значит это испанское слово и как оно произносится. Он объяснял, а потом вместе разучивали мелодию.
Очень нам обоим нравилось это, и я даже стала немного понимать Антона, когда он, забывшись, переходил на испанский. А Антон как-то приободрился, повеселел и даже стал иногда выходить и смотреть спектакли, но уставал сильно, и замечания артистам уже делала я. А потом у него в кабинете пела ему по-испански. Он жмурился от удовольствия, смеялся над моими ошибками и смотрел на меня с обожанием.
«Академия успеха» давно закончилась. Как и следовало ожидать, победил Ильдар Калганов. Мы с Антоном хохотали сильно, а потом Антон спросил:
– Мальчик, видимо, не совсем здоров?
– Больной на всю голову, – подтвердила я.
