Василий Ефименко - Ветер богов
— Нового для меня здесь ничего нет, разве добавочные баки, — устало сказал Эдано. — Плохо, что машина слишком нагружена для такого полета. И его превосходительство, надо полагать, не с пустыми руками приедет. А тут ещё взлет с автострады. Не шутка…
— Это так. О, едут уже. Держись!
Эдано скомандовал, и экипаж выстроился перед самолетом.
Генерал не стал принимать рапорт и торопливо прошел к трапу.
— Всё в порядке, Эдано? — спросил майор. — Ящики все погрузили? Тащите чемоданы из машин!
— Разрешите обратиться! — вмешался Савада. — Документы нам вы заготовили? Ведь на Формозу летим! — многозначительно добавил он.
— Вот они! — Майор достал из портфеля бумаги. Затем отправился присмотреть за погрузкой чемоданов. В последний момент всё могло случиться!
Эдано поднялся в самолет и обратился к Томинаге Кёдзи:
— Ваше превосходительство, самолет к вылету готов. Пилот унтер-офицер Эдано!
— Хорошо! Вы всё проверили? Перелет дальний и сложный.
— Так точно! Всё в порядке. Только…
— Что такое? — насторожился генерал.
— Много груза в ящиках. С двумя пассажирами и чемоданами машина будет загружена до предела. Нельзя ли немного облегчить её? Для старта необходимо, ваше превосходительство!
— Облегчить? — переспросил генерал. — Хорошо.
Отдуваясь и вздыхая, в самолет поднялся адъютант.
— А где мой коричневый портфель? — резко спросил его генерал.
— Коричневый портфель? — растерялся майор. — Вы всё взяли, ваше превосходительство…
— Олух! — сурово перебил его генерал. — Немедленно поезжай в штаб. Он остался в сейфе. Ключи в столе. Даю сорок минут. На крайний случай уничтожь документы.
— Слушаюсь!
Майор выскочил из самолета и, обмирая от страха, бросился к автомашине. Он подгонял и без того запуганного шофера.
Генерал закурил сигарету и, обождав, пока половина её покрылась пеплом, скомандовал:
— Пилот! Старт!
Как прошел этот сумасшедший взлет с автострады, Эдано потом не мог припомнить.
При повороте на прямую к городу майор Кобаяси обернулся в сторону оставленной усадьбы и обомлел: там вспыхнула ракета и длинный отрезок автострады засверкал электрическими огоньками.
“Улетели! Оставили! — обожгло его холодом. — Оставили. Хорошо быть адъютантом у высокородного человека”, — с горечью вспомнил он и, рванув пистолет из кобуры, поднес к виску.
Услышав выстрел, водитель резко притормозил, оглянулся: тело майора сползало с сиденья.
Впереди на полнеба раскинулось зарево над пылающей Манилой.
Глава четвертая
Посеревший от усталости Эдано мастерски посадил тяжело нагруженную машину на аэродром Такао. Трудный ночной полет, посадка при включенных на короткое время прожекторах выжали из него все силы, и, когда закончились взмахи винтов, он снял шлем и в изнеможении откинулся в кресле.
Он сидел так до тех пор, пока в кабину не заглянул Савада.
— Ну, друг, — схватив за руку Эдано, прошептал он, — ты действительно настоящий пилот. Я здорово переволновался… Тебя требует генерал.
Пошатываясь, Эдано вышел из рубки и вытянулся перед Томинагой Кёдзи.
— Молодец, унтер-офицер! — снисходительно похвалил генерал. — Заправьте машину полностью. Следующий маршрут: Такао — Гонконг — Шанхай — Дайрен. Готовность к вылету через двенадцать часов. Прикажите экипажу не болтать, откуда мы и куда держим путь.
— Слушаюсь!
Генерал благосклонно кивнул головой и сошел с самолета к поданному для него автомобилю.
— Что он сказал? — поинтересовался Савада.
— Летим сегодня, опять в ночь: Гонконг — Шанхай — Дайрен!
— Са… — протянул удивленный механик. — Господин генерал выбрал неплохой маршрут. Маньчжоу-Го — единственное место в империи, где американские “летающие крепости” редкие гости. Самое тихое место. Но надолго ли там тишина?
Работа на самолете и вокруг него снова закипела. Через несколько часов Эдано, оставив дежурить стрелка-радиста, лег в тени крыла и мгновенно уснул.
Вечером самолет поднялся с аэродрома. Савада перед стартом, оставшись с Эдано наедине, успел изложить ему свое довольно нелестное мнение о генерале, предпочитавшем лететь только ночью.
Утреннее солнце над аэродромом Гонконга, туман над Шанхаем, мелкий дождь, затруднивший посадку в Дайрене, — вот всё, что запомнил Эдано о двухдневном перелете. На остановках генерал не разрешал отходить далеко от самолета, и экипаж ел, отдыхал и спал возле машины.
— Боится за свои ящики и чемоданы, — утверждал Савада. — Ты обрати на него внимание, когда он приходит. По глазам видно: прежде всего пересчитывает добро.
Савада с каждым днем всё более удивлял Эдано. Он стал разговорчивым, оживленным, и, несмотря на усталость, постоянно был в приподнятом настроении.
— Чему ты радуешься? — спросил его как-то Эдано,
— Мы с тобой обманули смерть, — засмеялся механик, — пусть даже ненадолго. Жизни радуется всё живое!
— А я не искал у смерти отсрочки.
— Ладно, ладно, друг. Жить всё-таки хорошо! — убежденно сказал Савада.
Эдано сам не мог разобраться в собственных мыслях. Он старался ни о чём не думать, гнал прочь воспоминания. Он действовал в эти дни как автомат: ел, когда все ели, забывался тяжелым сном, когда все ложились. Внутри его как будто что-то оборвалось, и он жил по инерции. Это замечал только Савада, старавшийся предупредить каждое желание, каждое движение летчика.
— У нашего командира железные нервы. Он классный пилот! — заметил как-то штурман механику.
— Да, конечно! — с готовностью согласился Савада. — Он отличный пилот. До такой степени храбрых, как он, вообще мало на свете.
На аэродроме в Дайрене они не вылезали из самолета — было холодно. Им принесли зимнее обмундирование.
Савада многозначительно присвистнул:
— Эге! Значит, летим на север. Там вы узнаете, что такое холод, хотя самые сильные морозы уже прошли. От мороза ноги могут стать, как бамбуковые палки!
В Дайрене из самолета, за исключением двух чемоданов, было выгружено всё имущество генерала Томинаги. Увезли и чемодан адъютанта.
…На следующий день облегченная машина легко взмыла в воздух и взяла курс на Чаньчунь. Под крыльями замелькали хребты и долины Южной Маньчжурии, покрытые непривычным для Эдано белым снежным покрывалом.
В кабину к летчику заглянул Савада:
— Кончается наше путешествие, если только генерал не собирается в гости к русским. Интересно, как дальше судьба распорядится нами? Вот она, доля солдатская!
