Клайв Касслер - Ночной рейд
— Необязательно, — сказал Вийон. — Прошу сообщить мне основные данные по телефону.
— Он очень объемистый, — сопротивлялся Маккомб.
— Постарайтесь уложиться в пять минут.
Вийон улыбнулся сам себе. Он почти мог представить состояние ума Маккомба. Семейный человек, раздраженный до крайности тем, что вынужден покинуть уютную постель и теплую жену, не может отоспаться в воскресенье и должен рыться в старых пыльных архивах, чтобы удовлетворить внезапный каприз министра.
— Этим страницам уже более ста лет, они написаны от руки, но я постараюсь разобраться. Ну, посмотрим. Почти ничего нет о жизни Рубека в самом начале. Нет даты рождения. Числится сиротой. Первая официальная запись относится к двенадцати годам. Его привели к местному констеблю за убийство цыплят.
— Цыплят?
— Отрезал им головы ножницами для проволоки. Нанес огромный ущерб фермеру, у которого уничтожил целое поголовье. Затем он перебрался в следующий город и перешел на лошадей. Успел перерезать глотки у половины табуна, прежде чем его схватили.
— Малолетний психопат, жаждущий крови.
— Люди считали его просто деревенским идиотом, как было принято в прежние времена, — сказал Маккомб. — Термин «психическая мотивация» отсутствовал у них в словарях. Они не могли понять, что следующим шагом мальчишки, который убивал животных ради развлечения, будет убийство людей. Рубека приговорили к двум годам тюремного заключения, но, учитывая возраст, — ему было четырнадцать, — разрешили жить с констеблем, отрабатывая положенный срок в качестве садовника и домашнего мальчика на побегушках. Вскоре после окончания этого срока народ из ближайших окрестностей стал находить тела бродяг и пьяных, которые были задушены.
— Где всё это происходило?
— В радиусе пятидесяти миль от современного города Мусс-Джо, Альберта.
— Конечно, Рубека арестовали как главного подозреваемого?
— Полиция тогда не работала так быстро, как сейчас, — сказал Маккомб. — К тому времени, как Рубека связали с этими преступлениями, он уже был в девственных лесах северо-западной территории. Не появлялся вплоть до восстания Риэла в тысяча восемьсот восемьдесят пятом.
— Восстание потомков французских торговцев и индейцев, — сказал Вийон, вспоминая историю.
— Их называли метисами. Лидером был Льюис Риэл. Рубек присоединился к вооруженным силам Риэла и прославился в канадской легенде как наш самый эффективный киллер.
— А что сказано о времени его исчезновения?
— Через шесть лет, — ответил Маккомб. — Не зарегистрировано никаких сведений. Была серия убийств, исполнителя которых не нашли, но приписывали их Рубеку. Только схема убийств давала основания полагать, что действовал Рубек.
— Схема?
— Да, все жертвы погибли в результате травм, нанесенные в области горла, — сказал Маккомб. — В основном путем удушения. Рубек не использовал нож. Поднятая суета вскоре затихла. У людей в те дни была другая мораль. Они рассматривали человека, устранявшего нежелательных людей, как общественного благотворителя.
— Я вспоминаю, что он стал легендой, убив несколько полицейских во время восстания Риэла.
— Если точно, то тринадцать.
— Должно быть, Рубек был очень сильным человеком.
— Вовсе нет, — ответил Маккомб. — Он был тщедушного телосложения и довольно больным. Доктор, осматривавший его перед казнью, утверждал, что Рубек умирал от чахотки, сейчас мы называем это заболевание туберкулезом.
— Разве возможно, чтобы такой слабый человек мог справиться с мужчинами, обученными рукопашному бою? — спросил Вийон.
— У Рубека была удавка, сделанная из сыромятной кожи, чуть толще проволоки. Страшное оружие, которое наполовину перерезало горло жертвы. Он нападал неожиданно, обычно во сне. Вы заслужили высокую репутацию в кругах бодибилдинга, господин Вийон, но осмелюсь сказать, что даже ваша жена может задушить вас с помощью удавки Рубека ночью в постели.
— Вы говорите так, будто удавка существует до сих пор.
— Она существует, — сказал Маккомб. — Она выставлена на всеобщее обозрение в криминальном отделе музея Королевской конной полиции, если желаете посмотреть на нее. Как и некоторые другие серийные убийцы, которые ухаживали за любимым орудием убийства, Рубек холил и лелеял свою удавку. Ручные деревянные захваты, которые прикреплены к узкой кожаной полоске, искусно вырезаны в форме волка. Это действительно образец мастерского исполнения.
— Возможно, я взгляну на нее, как только мне позволит график, — с энтузиазмом сказал Вийон.
На мгновение он задумался, пытаясь осмыслить инструкции, которые Даниэла получила от Сарве в больнице. Серия зашифрованных загадок. Вийон продолжил обсуждение с другой точки зрения.
— Если вам пришлось бы описывать дело Рубека, как бы вы изложили его в одном предложении?
— Не понял, что вы хотите, — сказал Маккомб.
— Хорошо, скажем по-другому. Кем был Макс Рубек?
Несколько мгновений стояла полная тишина. Вийон почти слышал, как тяжело вращаются шарики в голове Маккомба. Наконец полицейский сказал.
— Думаю, вы можете назвать его маньяком-убийцей, чей любимый прием — удушение.
Вийон весь напрягся, затем расслабился.
— Спасибо, начальник-суперинтендант.
— Что-нибудь еще…
— Нет, вы сделали мне одолжение, я благодарен вам.
Вийон медленно положил телефонную трубку. Уставился в пространство, представляя себе, как больной человек затягивает удавку. Застывшее выражение непонимания на лице жертвы. Последний взгляд перед тем, как выкатившиеся глаза перестают видеть.
Бредни Сарве, выслушанные Даниэлой, внезапно начали обретать смысл.
19
Сарве, лежа в больничной койке, кивнул, когда в палату вошел заместитель премьер-министра Малькольм Хант. Затем улыбнулся.
— Хорошо, что ты пришел, Малькольм. Представляю, через какой ад тебе приходится проходить в палате общин.
По привычке Хант протянул ладонь, но быстро убрал ее, увидев руки премьер-министра, покрытые мазью.
— Возьми стул и устраивайся удобнее, — приветливо сказал Сарве. — Кури, если захочешь.
— Дым от моей трубки может стоить мне потери медицинского вотума доверия на следующих выборах, — улыбнулся Хант. — Спасибо, я лучше потерплю.
Сарве сразу перешел к делу.
— Я говорил с директором службы безопасности полетов. Он уверяет меня, что трагедия в Джеймс-Бее не была несчастным случаем.
Внезапно лицо Ханта стало белым, как полотно.
— Почему он так уверен?
