Вилли Майнк - Удивительные приключения Марко Поло
— Хвала аллаху! — пробормотал Наср-ад-дин.
— Настоящий дар божий! — восторженно воскликнул Матео.
Слуги и погонщики расставили все сосуды, какие у них только были, прямо на песок, чтобы набрать как можно больше драгоценной воды.
Этот освежающий дождь, который шел в течение целого часа, стал едва ли не единственной темой всех разговоров, пока на горизонте не показались, наконец, темные горы.
— Я уже слышу запах воды в долине, — сказал Наср-ад-дин. — Разве вы не чувствуете, как изменился воздух? Завтра вечером мы будем в Шибиргане.
ЯСНОГЛАЗАЯ ДЕВОЧКА
Город Балх был расположен на северо — восточной границе Персии. Когда-то он назывался «Аму аль булат», что в переводе значит «Мать всех городов». Сохранилось предание, что много сотен лет тому назад именно здесь Александр Великий взял себе в жены дочь персидского царя. Городская мечеть поражала своей сказочной красотой. Перед воротами были разбиты фруктовые сады. На горе возвышался крепостной замок, за городской стеной теснились мраморные дворцы, дома, мастерские, мечети и крытый рынок.
Но вот наступил тяжелый 1221 год. Еще живы были старики, которые его помнили. Когда они говорили о нем, они пугливо озирались, не подслушивает ли их кто-нибудь.
Когда к городу во главе своего войска подошел вселяющий во всех ужас монгольский князь Чингисхан, старейшины с дарами вышли встречать его за городские ворота. Люди хотели спасти «Мать всех городов» от разрушения, а себя от смерти. Но Чингисхан не знал пощады. Он приказал разрушить «Аму аль булат» и уничтожить горожан.
С тех пор прошло полстолетия, но мечеть все еще лежала в руинах, а груды развалин на каждом шагу напоминали о страшном бедствии.
На небольшой площади у обвалившейся стены стояли или сидели человек пятьдесят — мужчины, женщины и дети. Все они поражали своей худобой; безучастно смотрели они по сторонам, пока окрик или удар хозяина — работорговца не возвращал их к действительности.
Утро было пасмурное. С гор дул осенний ветер. Покупатели не шли, и настроение у работорговца было прескверное. Прямо на земле, опустив голову на колени, сидела худенькая девочка. Ее босые грязные ноги были в синяках и ссадинах. Хозяин бил ее палкой по ногам. Сегодня он выводил ее на рынок в пятый раз и был взбешен тем, что никто ее не покупал. Ясные глаза девочки были печальны. Усталым движением руки откинула она волосы с лица. Какая-то женщина протянула ей кусок хлеба.
— Ешь, Ашима, — сказала она. — Осторожно, идет твой хозяин…
Но Ашима успела спрятать хлеб за спину.
— Чем вы здесь занимаетесь? — гаркнул торговец.
— Ничем, мой господин, — ответила Ашима и вся сжалась в комочек в ожидании удара.
Впрочем, побои были не самым страшным из того, что ей приходилось терпеть, — к ним ведь можно постепенно привыкнуть. Очень больно только в первую минуту, особенно если удар придется на старую, еще не зажившую рану. Но потом боль утихает. Куда страшнее побоев голод и жажда, эти вечные спутники ее рабской жизни.
Ашима вспомнила Желтую реку.
Река протекала далеко внизу, в долине, и баржи, плывущие по ней, казались издали не больше бамбуковых листьев. Дорога от пристани круто поднималась в гору, и по ней непрерывным потоком шли рабы с тяжелым грузом на плечах. Солнце жгло их мокрые от пота спины. Рабы несли вверх мешки, трубы, железо, тюки материи: самые разные товары разгружались здесь от восхода солнца до захода. Девочка чувствовала, что силы покидают ее. Она прислонилась к столбу, ей грезились миска с рисом и кувшин с водой. Ашима опустилась на колени. От мучительного голода у нее свело все внутри. Раздался окрик надсмотрщика. Она с трудом выпрямилась и, шатаясь, снова стала в цепочку.
Когда это было?.. Ашима утратила чувство времени. Она старалась больше не думать, потому что мысли убивали всякую надежду, а от этого она страдала еще больше, чем от голода и жажды.
Безнадежность гонит прочь всё, даже сны, и у тебя ничего не остается, кроме рук, жадно хватающих брошенную кость.
— Ашима, проснись, — шепнула ей женщина. — Спрячь хлеб.
Девочка выпрямилась и удивленно оглянулась. Ее рука нащупала хлеб. Хозяин ее не ударил. Она услышала его ласковый голос:
— Встань, голубка. Этот господин хочет на тебя поглядеть.
— Да что ж ты не встаешь, глупышка? — сказала женщина. Прохожие останавливались и глядели на нее. Работорговцы решили, что можно будет сбыть свой товар.
— Встаньте, лентяи! Вы что, не видите— пришел покупатель?
Торговцы старались перекричать друг друга.
— Взгляните только на этого парня, господин. Какие у него мускулы!
— А вот эта женщина вынослива, как мул! Сто пятьдесят дукатов за этого молодца! Даром отдаю!
Человек огромного роста, вызвавший почтительное любопытство у уличных зевак и такой переполох у торговцев, спокойно рассматривал худенькую девочку и говорил с ее хозяином на каком-то незнакомом языке. Могучая фигура покупателя в первую минуту испугала Ашиму, и она не знала, счастье это или беда, что великан хочет ее купить.
Девочка поглядела на незнакомца. Бакенбарды придавали ему грозный вид. «Если такой ударит, то сразу убьет, — подумала она. — Он богато одет — наверно, чужеземный купец». Его глаза показались ей добрыми, она прочла в них сочувствие. Девочка с напряженным вниманием следила за разговором, который велся по-персидски, с примесью каких-то незнакомых слов. И в ней проснулась робкая надежда.
Незнакомец указал на израненные ноги девочки, и его лицо помрачнело. Работорговец тут же придумал какую-то отговорку. Он обрушил на покупателя поток сладких речей и назвал Ашиму маленькой принцессой, признавая, правда, что она нуждается в некотором уходе.
Незнакомец долго думал. Он положил руку на плечо девочки, которая в испуге отпрянула. «Теперь он увидит, до чего я худа, — подумала она, — и не купит меня». Вспыхнувшая у нее надежда разом померкла. Незнакомец еще раз поглядел на девочку, нерешительно повернулся и ушел.
Торговец в бешенстве отшвырнул ее к стенке.
— Дрянь паршивая, никому ты не нужна!
Ашима снова села на землю, поджала ноги и равнодушно уставилась в одну точку.
— Ты должна улыбаться, когда приходит покупатель, — сказала ей женщина. — Стояла, как истукан. Ну, ешь хлеб.
Девочка вытащила ломоть, спрятанный в лохмотьях, и откусила кусочек.
Пасмурное утро сменилось ясным днем. Прошло еще несколько часов. Ашима замерзла, спина словно отнялась. Она недвижимо сидела на земле. Наступили сумерки.
— Вставай! — приказал торговец. — Подумать только, я заплатил за тебя двадцать дукатов, — запричитал он. — И никто не хочет тебя купить. Ах, какой же я дурак!
