Андре Лори - Атлантида
— Я слушаю тебя с интересом, чужестранец, — проговорил Харикл. — Сама мудрость гласит твоими устами. Прошу тебя, расскажи подробнее о Фокее, о которой ты уже упоминал.
— Фокея, — снова начал Рене, — основана Ионийскими выходцами из Азиатской Фокеи более двух тысяч пятисот лет тому назад. Греческие купцы быстро сообразили, какую пользу, они могли извлечь из нашей плодородной земли, и обосновались на ней, несмотря на страшную борьбу, которую им пришлось вести с соседями. Их колония уцелела каким-то чудом. С суши она была окружена могущественными галльскими и Лигурийскими племенами, которые не позволяли ей захватить ни одной лишней пяди земли; на море греки были под вечным страхом со стороны карфагенян и этрусков, которые беспощадно истребляли всех своих соперников по торговле. Но, видимо, сами бессмертные боги покровительствовали марсельцам (так мы называем в настоящее время прежних фокейцев); все им удавалось. Между тем сиракузцы уничтожили морское могущество этрусков, а Рим поглотил все остальные государства; Карфаген, Этрурия и Сицилия пали. Фокейцы, конечно, с удовольствием бы заняли место Карфагена, который завещал им свой коммерческий и торгашеский гений, но это было для них слишком великой задачей; они удовлетворились более скромной ролью: просвещением соседних варваров, как называли они в то время моих предков, а затем распространили свои владения по берегу Средиземного моря, то есть до первоначальных колоний карфагенян.
— Если вам интересно, что за народ жил к северу от фокейцев, то я опишу вам его словами одного древнего историка 1: «Народный характер галльского племени, — говорит он, — отличается воинственностью и горячностью, но вместе с тем простотой и страстностью; если они раздражены, то прямо идут на врага и вступают в бой, не заботясь ни о чем остальном. Они легко поддаются на хитрость и всегда рады вступить в бой, не имея часто другого оружия, кроме собственной силы и храбрости, но вместе с тем их можно легко направить на хорошее. Они способны к культуре и образованию. Сильные своей численностью и физическим сложением, они сплачиваются большими массами и идут на врага, принимая всегда сторону угнетенных».
— Вот одно из древнейших суждений о народе, к которому я принадлежу, — заключил Рене.
— Прекрасная, благородная черта, — сказал Харикл, приподнимая свою седую голову, — принимать сторону угнетенных! Черта, достойная удивления и подражания!
— Она встречается во всей славной истории моего отечества! — воскликнул Рене, глаза которого сияли воодушевлением.
— Я могу с гордостью сказать, что ни одна нация не опередила Францию, которая всегда была первая на пути к свету и свободе; она — светоч мира! Она заменила Грецию в деле цивилизации!
— Заменила? — воскликнул живо Харикл. — Разве Эллада больше не существует?
— В политическом отношении она существует, но ее величие, ее возвышенный дух, царивший над всем древним миром, угас под давлением Рима навсегда лет за сто сорок пять до нашей эры. Но каким дивным светом светился некогда этот маленький народ! Искусство, науки, все процветало у них и служило до сих пор образцом для подражания. Вам, Харикл, вероятно, не известны имена Фидия, Эврипида или Платона, но для нас, для всего цивилизованного мира, они служат учителями всего прекрасного, которое они воспроизводили в совершенстве!
— Твои слова ласкают мой слух, молодой человек, и оживляют меня как вино! — воскликнул старик с восторгом. — Посмотри на Атлантис! Она тоже упивается твоей речью!
— Да, — подтвердила красавица, — мне отрадно слушать похвалы моему народу, хотя и горько сознавать, что он уже погиб. Из времен славы его нам известны только поэмы Гомера. Читают ли их теперь? Знакомы ли тебе Агамемнон, предатель Парис и Елена, которая была прекраснее самой Афродиты?
— А Аякс, Гектор, Улисс и старец Нестор? О, я их всех знаю хорошо! — воскликнул Рене, смеясь. — Наша молодежь проводит большую часть своего времени за изучением этих великих поэм. У нас есть ученые, которые их комментируют и написали по этому поводу целые тома, из которых можно составить большую библиотеку.
— У вас, конечно, нет таких великих поэтов? — спросила наивно Атлантис.
— О, конечно есть! — несколько обиженно возразил Рене. — И если вы захотите, прекрасная Атлантис, изучать французский язык, то я познакомлю вас с нашими писателями. Сознаюсь, впрочем, что ни один из них не может стать наравне с Гомером, точно так же, как ни один французский скульптор не превзошел Фидия, несмотря на то, что они считаются первыми в свете.
— Каким же образом вы достигли такого превосходства? — спросила с интересом Атлантис. — Унаследовали ли вы это от нас непосредственно или от фокейцев?
— На этот вопрос очень трудно ответить, — возразил Рене, — во всяком случае, попытаюсь.
Собрав в памяти все свои этнологические, исторические и художественные сведения, молодой человек начал передавать своим слушателям всемирную историю с того момента, где кончались их познания, то есть приблизительно с основания Фокеи, за шестьсот лет до Рождества Христова. Он пояснил им народный характер галлов, франков, бретонцев и римлян, стараясь выражаться как можно проще и понятнее. Рене говорил долго и красноречиво, и его слушали с жадностью, ловили слова, которые открывали им целый новый мир. Доведя свое повествование до 189 года, рассказчик остановился, и в комнате воцарилось молчание под влиянием слишком сильного наплыва новых впечатлений.
Харикл первый вышел из задумчивости.
— Все, что ты сообщил, чужестранец, глубоко потрясло меня! — проговорил он наконец. — Какая цепь событий, чудес и превратностей судьбы! Да будет благословенна страна, гений которой царит до сих пор над миром! Благословляю богов за то, что они привели тебя сюда, чужестранец, и дали мне возможность узнать и оценить все величие моей родины. Со своей стороны, я хочу сообщить тебе историю моего племени, объяснить тебе, каким образом мы очутились в этой безбрежной пучине, где ты нас нашел. Но силы оставляют меня; я не в состоянии исполнить это сам. Пусть же златокудрая Атлантис введет тебя в наш древний мир, ее голос убаюкает меня и усладит мои последние часы. Говори же, дитя души моей! Мы слушаем тебя, но помни, что уста твои должны произносить только истину, которую да внушит тебе Паллада!
Атлантис скромно поклонилась отцу и, не заставляя себя просить, проговорила:
— Я повинуюсь тебе, благородный Харикл! А ты, чужестранец, будь снисходителен ко мне. Мои ограниченные познания я почерпнула от Харикла, и если мой рассказ тебе понравится и покажется интересным, то этим я обязана отцу, которому в данном случае и принадлежит вся честь.
