Михаил Трофимов - Библиотечка журнала «Советская милиция» 1(25), 1984
— Где лестница на колокольню?
Священник показал на узкую открытую дверь.
— Ушел… — произнес Пантелеев сквозь зубы. — Ну, что ж, гражданин батюшка, придется пройти со мной для выяснения некоторых фактов… И прошу ключи от церкви.
Священник закрыл книгу и встал.
Пантелеев, освоившись в полумраке, разглядел еще одну дверь в стене.
— Многовато у вас тут дверей, — мрачно сказал он.
11.
НА СТОЯНКУ Кузьма Сидоренков пришел лишь к полудню. Скоков удивился — почему пешком! Кузьма тяжело опустился на траву, начал стаскивать сапоги.
— Приморился, ног не чую…
Скоков стоял возле него, ждал. Остальные толпились поодаль. Кузьма долго растирал босые ноги, потом сказал:
— До утра караулил… Двоих с колокольни видел. Они меня тоже… Я к реке и сюда. За лошадью нельзя было. Наверное, и на конюшне сидели. Часть, значит, ушла, так понимаю, для отвода глаз. Другие остались. Хорошо, что выждал.
Говорил он ровным, бесстрастным голосом, делая паузы после каждой фразы. Лицо его, маленькие черные глазки ничего не выражали.
— Коня-то надо было в карьер отвести, — недовольно сказал Скоков. — Отец Владимир как?
— А что отец? Отец на месте. Его дело сторона. Он — поп.
— Много милиционеров?
— Отец Владимир сказал — человек десять будет.
— Так. — Скоков задумался, затем решительно произнес, обернувшись к остальным: — Ковалев! Давай-ка собирайся к Кромск за советом. Расскажешь все и к ночи сюда. Чтоб только без задержек, ясно?
— Яснее некуда, — лениво отозвался Ковалев. — Только если хозяин задержит…
— Не задержит. Он-то ситуацию поймет лучше, чем ты. Давай поезжай быстрее.
12.
ОТЕЦ Владимир молчал. Лишь в самом начале допроса заявил:
— Я вне политики. Мое дело — нести людям слово божье. Мирской суетой не интересуюсь, какие люди ко мне в обитель заходят — о том их не спрашиваю. По-христиански помогаю всем, кто в помощи нуждается. А ваши действия в отношении меня считаю насилием.
После явно неудавшегося допроса Новиков сказал Пантелееву:
— От попа толку не добьемся. Придется его освободить — улик против него практически нет.
— А этот, что сидел на колокольне, — не улика?
— Ты можешь доказать, что туда он забрался с ведома попа? Да и кто его видел, кроме вас с Луниным?
Пантелеев поиграл желваками, промолчал.
— То-то, — вздохнул Новиков. — Надо искать другие ходы к банде. Давай-ка поговорим со сторожем.
Старик пришел в полушубке и с узелком.
— Готов я, — сказал он покорно, — только позвольте и батюшке шубу захватить, занеможет он в погребе-то.
Отец Владимир был заперт в церковном подвале, и сторож посчитал, видимо, что и его отправят туда же. Но узнав, что задерживать его не собираются, начал кланяться, благодарить. Вопрос Новикова о том, кто в эти дни останавливался в доме священника, старик пропустил мимо ушей, а может, сделал вид, что не расслышал.
— Тебе что, дед, переводить надо? — не выдержал Пантелеев. — У тебя русским языком спрашивают, что за люди у попа были?
— Это когда?
— Да хоть вчера, позавчера…
— Откуда ж мне знать, золотые вы мои. Мое дело ночное, а ночью-то кого разглядишь?.. Видал, что люди приезжают, видал — уезжают, а кто — ведать не ведаю…
— Скоков — фамилию такую слыхал? — спросил Новиков.
— Как не слыхать. Батюшка наш, отец Владимир, и есть Скоков.
— А племянник его?
— Что племянник?
— Бывал он здесь?
— Кто?
— Вот что, дед, — повысил голос Пантелеев, — ты кончай дурака валять, отвечай — Алексея Скокова, племянника местного священника, знаешь?
— Так ведь разные, говорю, приезжают. А кто — разве мне докладывают?
Василий Матвеевич посмотрел на Новикова. «Ну, что с ним делать?» — было написано на его лице.
Степан Яковлевич, успокаивая Пантелеева, тронул его за плечо.
— Пока можешь идти, — сказал он сторожу.
— Только смотри у меня, — сурово добавил Пантелеев.
— А чего смотреть, чего смотреть, — заспешил тот, — я со всей готовностью, только скажите…
Спиной он открыл калитку в церковной ограде и, с поспешностью захлопнув ее за собой, рысцой припустился к флигельку в глубине двора.
— Запуган дед, — глядя ему вслед, сказал Пантелеев. — Или и вправду ничего определенного не знает.
— С людьми надо поговорить, — предложил Новиков. — Не может того быть, что в селе никто ничего не знает, не видит.
…Люди говорили разное.
Наезжают в село конные, обычно ночью, но случалось и днем, только разве определишь — есть ли среди них Скоков. Его же в лицо знать надо… Конечно, когда днем приезжают, люди любопытничают — кто да что… Только от церковного сторожа разве чего добьешься, а к священнику как подступишься?
Наиболее интересные сведения сообщил пастух, глуховатый мужик с заячьей губой. Как-то на рассвете видел он молодого человека в офицерском френче и женщину с ним. Они стояли возле церкви, и когда он проходил мимо них, женщина отвернулась. Молодой человек что-то ему сказал, но пастух слов не разобрал. По описанию человек во френче походил на Алексея Скокова. Что касается женщины, то о ней пастух ничего особенного сказать не мог, разве что в руках у нее были цветы. Пантелеев с Новиковым сочли, что пришла она к Скокову на обыкновенное свидание.
Но если это так, что навряд ли Скоков стал приезжать на свидание издалека. Выходило — банда базировалась где-то рядом.
Отца Владимира выпустили из подвала, извинившись.
Затем демонстративно, в открытую, отряд покинул село, чтобы затем неслышно, оврагами, вернуться к заросшим кустарником задам кладбища.
13.
СТЕМНЕЛО. Отряд выдвинулся в засаду, на заранее обговоренные позиции.
Лунин с пулеметом засел на церковной колокольне; дверь за собой он закрыл, а большой тяжелый ключ положил в карман.
Прилетевший с полей ветерок заносил на колокольню запахи парного молока, сырой земли и сладковатого дыма — на селе была пора ужина.
Лунин курил, вспоминал домашних, прикидывал, где будет добывать сено для коровы. Внезапно он обратил внимание на огонек, мелькнувший в открытых воротах поповской конюшни. Затем услышал, как к церковным дверям подошли люди. Он затушил цигарку и прислушался к разговору. Слов не разобрал, но голосов было несколько.
Загремел дверной засов. «Неужто дозорный внизу проморгал?» — подумал Лунин. Затем тихонько спустился по лестнице вниз, к дверной щели.
