Георгий Кубанский - Лавина
Следующий ответ Крестовникова был короток:
– Здесь. Стойте.
Вася и Сима взялись за щупы. Они вгоняли в сугроб дюралевые трубки осторожно, боясь задеть голову или лицо ожидающих помощи.
– Есть! – взвизгнула от восторга Сима. – Держит щуп! Держи-ит.
– Держит щуп Шихов, – сказал стоящий в стороне приемник. – Не шумите. Слушайте меня внимательно. Откапывать нас слишком долго и трудно. Не знаю, хватит ли у вас на это сноровки и сил. Спустите нам лучше на втором щупе веревку, а потом вытащите. Поняли меня?
– Поняли, – ответила за всех Буркова.
– Жду веревку, – повторил приемник. – Рацию свертываю.
Буркова отстранила от еле приметной в лунном сумраке ямки Симу и Васю, сама закрепила веревку мертвым узлом на конце щупа и опустила его в снег.
Первым вытащили из сугроба Крестовникова.
– Спасибо, – еле слышно произнес он и повалился на снег. – Не трогайте меня. Нога... – И, избегая расспросов, предупредил: – Шихова поднимайте осторожно. Он с рацией.
После долгого пребывания в абсолютной темноте свет полной луны показался Крестовникову нестерпимо ярким, резал глаза. Кружилась голова. Хотелось двигаться, размять онемевшее тело. Он попытался сесть, и снова резко напомнила о себе больная нога. Потом он увидел серебристый склон, за ним, внизу, темную лощину с мерцающими огоньками, обступивших его спасателей.
Пока Буркова спускала в сугроб веревку, рядом со щупом из снега поднялся конец лыжи. За ним выглянула и вторая лыжа.
Шихова тащили долго и трудно. Он берег рацию, и это мешало спасателям. Порой казалось, что он упирается. Когда его наконец вытянули, он походил на деда-мороза; только вместо привычного посоха в его руке была лыжная палка, а на груди покачивалась кинокамера.
Шихов встал на заботливо придвинутые к нему лыжи и сокрушенно покачал головой:
– Никак не мог вторую палку найти. Я ее высунул из-под снега. Вы не видели?..
– Ну ее... вашу палку! – воскликнула сияющая от радости Буркова.
– Не ну! – озабоченно покачал головой Шихов. – Нам еще придется спускаться. С горы! В темноте...
Он увидел лежащего в стороне Крестовникова и, оборвав фразу, подошел к нему.
– Ногу ломит... – сказал Крестовников, – уже в колене.
– Ничего! – улыбнулась Клава. – Мы вас в лодочке в поселок доставим.
– Вы захватили лодочку? – оживился Крестовников. – Отлично...
Огромный багровый сполох раскрылся в лощине, взметнул черно-белые тяжелые клубы. Розовые отсветы окрасили скалу на вершине, заколыхались на склоне и острой грани плоского камня.
– Что это? – Крестовников с усилием приподнялся.
– Похоже... электростанция горит, – нерешительно ответил кто-то из темноты.
– Электростанция в стороне, – вмешалась Сима. – Вон она. А что там блестит?
– Не стоит гадать, – остановил ее Крестовников, недовольный тем, что его неосторожный вопрос вызвал ненужные разговоры. – Собирайтесь побыстрее в путь.
– Прежде я осмотрю вашу ногу, – строго сказала Клава.
С появлением Крестовникова она не понимала, кто же теперь старший в группе и как ей следует держаться.
– Приходится подчиниться, – невесело пошутил Крестовников. – Соблюдай заповедь: чти начальство.
Не отвечая на шутку, Клава достала из рюкзака велосипедную фару на круглой пружине и надела ее на голову. В ярком свете фары она внимательно осмотрела распухшую лодыжку Крестовникова.
– Ничего опасного. Вывих. Но идти вы не сможете.
Крестовникову помогли добраться до горной лодочки.
Саня уже успел после пережитого прийти в себя. Увидев, что кого-то ведут под руки, он вывалился из лодочки и сразу увяз в снегу выше колен.
– Ка-ак же я по-ойду? – растерянно спросил он.
– Лыжи под снегом оставил? – упрекнул его Шихов.
– О-отшвырнуло их в сторону, – оправдывался Саня. – Ка-ак кру-утануло ме-еня...
Выручила его подошедшая Клава.
– Ракетница у тебя? – спросила она.
– Есть! – Саня с готовностью полез в рюкзак. – Се-ей-час до-оста-ану.
– Дай три белые ракеты. Пускай в поселке знают: задача выполнена.
Белый огонек прорезал светлеющее на востоке небо, гася встречные звезды, и вспыхнул наверху, озаряя качающимся светом склон, вершину Петушиного Гребня, замерших с поднятыми лицами людей. Ракеты были для них салютом победы, салютом спасения людей, вырванных у Белой смерти.
Совещание затянулось. Все сходились на одном: надо вызывать вертолет с подрывниками. Но как его вызвать, не имея связи с районом?..
А вести с электростанции шли недобрые. Вода наступала. Под плотиной уровень ее поднялся на восемьдесят сантиметров выше ординара. Вода покрыла крупные камни, залила низменный правый берег за плотиной. По расчетам гидротехника электростанции через шесть – восемь часов вода подступит к шахте. Человек, посланный Фараховым к завалу, не смог до него добраться. Рыхлый снег осыпался под ногами, грозил обрушиться вместе с лыжником в воду. Рядом с речкой лавина образовала огромный бугор, а потому и подрывать перекрывший Тулву снежный затор следовало точно в центре, чтобы не вызвать нового обвала с берега.
– А если направить в район нарочных? – предложила Фетисова. – Метель утихла. На лыжах пробраться можно.
– Пока они доберутся да там снарядят помощь, нечего будет спасать. – Самохин уперся взглядом в стену. – Надо действовать самим.
– Как действовать? – спросил Николай Федорович.
– А если потолковать с танкистами? – предложила Фетисова. – Возможно, они разрушат завал пушечным огнем.
– Толковал, боезапаса у них нет, – ответил Самохин. – Если б они на учения выехали. А так... не положено брать боезапас.
Решение нашлось неожиданно, хотя против него выступил главный инженер, а потом и Фетисова. Да и самому Самохину оно казалось слишком смелым, неосуществимым. Но и ждать, пока вода зальет шахту, было нельзя.
– Если других предложений нет, – поднялся Самохин, – я принимаю план начальника электростанции.
– Но это же бессмыслица! – почти крикнул Николай Федорович. – И технически безграмотно, и практически невыполнимо...
– Если у вас имеется иной, лучший выход, предложите, – перебил его Самохин.
– Вы требуете невозможного.
– Невозможно лишь одно: заниматься рассуждениями, когда вода подступает к шахте.
На берегу Тулвы, несколько ниже электростанции, плотники сколачивали плот; сколачивали его из старых сухих бревен, прочно, будто служить ему предстояло долгие годы. Бревна скрепляли железными скобами – так было быстрее и крепче. На хвостовой части его укрепили высокий щит из жести – подобие паруса.
