Георгий Кубанский - Лавина
А ветер настойчиво вжимал пылающий островок в рыхлый завал. Пламя бушевало, пробивая дорогу в кипящем хаосе снега, пара, огненных брызг. Струйки горящего мазута стекали с плота, жались к рыхлеющему снегу, подтачивали его снизу...
Победил снег. Казалось, не было силы, способной остановить его неистовый напор. Он завалил глубоко врезавшийся в затор плот, задушил ослабевшее пламя. Лишь обгоревшие концы бревен слабо тлели, распространяя над водой смрадный едкий дымок. Изредка вспыхивал на них легкий язычок огня. Подталкиваемый ветром, он скользил по бревну и словно прятался в снежный скат.
– Я говорил: ни черта из этой затеи не выйдет, – бросил Николай Федорович. – Растопить снежный завал! Бредовая затея!
Самохин отвернулся от главного инженера. Он с трудом сдерживал готовое прорваться раздражение.
– Как вода? – вмешалась Фетисова. Она заметила состояние Самохина и хотела предотвратить столкновение директора с «главным». – Кто знает последний замер?
– Поднялась еще на двадцать сантиметров, – ответил Фарахов.
– На двадцать? – переспросил Самохин. – Вы не ошиблись?
– Теперь вода разливается по большей площади, – объяснил Фарахов, – а потому и подъем ее несколько замедлился.
Аварийный штаб сбился на берегу в плотную кучку. Рядом теснились рабочие, вслушивались в негромкий разговор.
– Эх, было бы радио! – вздохнул Фарахов.
– Радио! – повторил Самохин. Ожила притихшая было тревога за дочь, за Крестовникова, за всех, кто находился в темных горах. – Если б радио!
– Надо подорвать завал, – сказал Фарахов. – Пробраться на обгоревший плот и с него подорвать...
– Попробуйте, – насмешливо покосился в его сторону Николай Федорович. – Рискните.
– Послушайте!.. – Самохин круто обернулся к нему и, задыхаясь от гнева, почти шепнул: – Уйдите отсюда.
Николай Федорович гневно выпрямился, хотел что-то сказать в ответ, но, взглянув в перекошенное лицо Самохина, осекся. Ища поддержки, он посмотрел на Фетисову, но та явно избегала смотреть в сторону недавнего единомышленника.
– Плот врезался в центр завала, – развивал свою мысль Фарахов. – Перемычка за ним осталась небольшая. Если с плота заложить взрывчатку...
– А это запросто, – прогудел рядом сиплый голос.
Самохин обернулся и увидел бородача – Андрея Егоровича.
И в то же мгновение над склоном горы взвилась ракета. Вторая ракета, третья.
– Живы! – крикнул Самохин. – Все живы! – И, покрывая растущий на берегу радостный шум, обратился к Фетисовой: – Раиса, пошли кого-нибудь навстречу группе Крестовникова, пусть доставят сюда Шихова с рацией.
– Сделаю.
Багровая в отблесках факелов фигура Фетисовой, быстро удаляясь, таяла в сумраке.
– Не успеют, – тихо сказал Фарахов. – Пока люди в темноте поднимутся в гору да вернутся, вода зальет шахту. Надо взрывать завал. Надо.
Самохин смотрел на залитый серебристым светом луны хребет. Фарахов был прав, и все же...
– Нельзя упускать и этой возможности, – сказал он. – Ничего нельзя упускать...
За спиной Самохина снова раздался знакомый сиплый бас:
– Покуда вы тут думали-гадали, ребята мои взялись сколотить плоточек махонький. В два бревна.
– Так, так! – с откровенным интересом поощрил его Самохин. – Плоточек!
– Подъеду я на нем туда. – Андрей Егорович показал рукой на мерцающие на черной воде в глубине завала огоньки. – Заложу взрывчатку. Дай только поболе. Чтобы ахнуло!
– А ты сам? – Самохин посерьезнел. – Против такого ветра на легком плотике не выгрести.
– Справлюсь! – беспечно отмахнулся бородач. – У нас, на Ужме, каждую весну ледовые заторы. Так мы сами такое хозяйство... Без вертолетов! Заложим взрывчатку да как ахнем! – Для наглядности он даже руками показал, как взлетает в небо ледовый затор. – Чисто работаем!
Самохин не ответил. Он не мог разрешить смельчаку пойти почти на верную гибель. В то же время трудно было отказаться от единственной возможности разбить завал.
Неловкое молчание нарушил Фарахов.
– Дайте Андрей Егорычу взрывчатку, – сказал он. – А я дам тонкий кабель в хлорвиниловой изоляции. Дотянет он кабель до завала, заложит взрывчатку. А мы поставим на берегу аккумулятор. Тогда пускай он хоть час добирается до берега.
– Прекрасно! – оживился Самохин. – Посылайте за кабелем. А ты, – он обернулся к невозмутимо ожидающему бородачу, – укрепи свой плотик. Сделай его на три бревна. – Неожиданно Самохин взял его за плечи: – Ну! Не знаю, что и сказать. Озолотить тебя мало.
– Нет! – мотнул ушами шапки Андрей Егорыч. – За такое дело золото не берут. А вот... – он лукаво оглянулся на стоящих за ним плотников, – спиртишку бы выписать. Попировать по такому случаю.
За Шиховым пошли два танкиста. Третий остался у машины.
Слушая подошедшую Фетисову, Самохин внимательно следил за последними приготовлениями на берегу.
Резкие порывы ветра рябили серую воду, трепали пламя ненужных больше факелов. Продрогшие люди запахивали стеганки и куртки поплотнее, но не уходили.
Андрей Егорыч прыгнул на качнувшийся плотик. В уверенных движениях бригадира виден был опытный сплавщик леса.
– Бревнышки! – Он постучал багром по плотику и вслушался в чистый звонкий звук. – Не бревна – сухари! Маслом помажь, и есть можно.
С берега ему подали катушку тонкого провода и длинный шест с привязанным к его концу пакетом. От катушки тянулся к шесту конец провода.
Фарахов проверил аккумулятор и махнул рукой:
– Трогай!
Сильный толчок багром. Плотик скользнул от берега. Подгоняемый ветром, он быстро двигался к завалу. За ним по серой плотной воде временами появлялась паутинно-тонкая полоска – след провода.
Большой обгоревший плот образовал в центре снежного завала глубокий выем и застрял в нем. Туда и направил Андрей Егорыч свой плотик. Вот он прижался к черным, обгоревшим бревнам. Андрей Егорыч нахлобучил шапку поглубже, поднял шест, упруго пружинящий под тяжестью привязанной к его концу взрывчатки, и перешел на плот. Осторожно, пробуя ногой скользкие бревна, сделал несколько шагов. Дальше плот покрывал осыпавшийся с завала снег. Мрачно чернели в нем обуглившиеся бочки.
Андрей Егорыч пробирался к завалу, разрывая ногами грязный сырой снег, иногда проваливаясь в него выше колен. Остановился. Прочно уперся ногой в бочку, с размаху всадил шест в снежную перемычку и навалился на него всем телом. Медленно вращая шест, Андрей Егорыч загонял взрывчатку в завал все глубже. Покончив с этим, он выпрямился и что-то крикнул в сторону берега. Ветер отнес его слова.
