И. Глебов - Подвиг продолжается
Милиционеры-интернационалисты!
Какая судьба их привела в ряды солдат порядка? Как проходила их служба? Как сложилась их жизнь после разгрома белогвардейщины и иностранных интервентов?
Начались поиски, встречи с очень немногими живыми свидетелями тех грозных лет, сбор скупых архивных документов, знакомство с газетными сообщениями почти полувековой давности.
Постепенно, по крупицам восстанавливались биографии этих людей, связавших свою судьбу с судьбой социалистической революции в России. О всех не расскажешь. Их жизненные дороги и милицейская служба могли бы стать сюжетом для большого романа. У меня же скромная цель: рассказать коротко лишь о двух из них.
1
В штаб полка привели солдата, одетого в потрепанную австрийскую шинель. Красноармеец, конвоировавший солдата, доложил дежурному по штабу:
— Подозрительный, товарищ командир. Ходит, выспрашивает: где у вас штаб Красной Армии. Ну вот я, значит, арестовал его и доставил.
Командир, к которому обратился красноармеец, поправил не спеша пулеметные ленты, перехватывавшие крест-накрест его широкую грудь, сдвинул на затылок солдатскую папаху, насупился и выпалил очередь вопросов:
— Кто такой? Откуда? Почему в расположении полка? Что надо? Отвечать честно!
Арестованный вздрогнул и, не спуская глаз с грозного командира, на ломаном русском языке ответил:
— Я сэрб. Мо́лю принять в Красную Армию.
— Что значит «сэрб»? — строго переспросил командир и снова потрогал пулеметные ленты на груди. — Говорить понятливее, не темнить!
В сторонке сидел человек в кожаной куртке и картузе с лакированным козырьком. Он внимательно прислушивался к разговору дежурного по штабу с задержанным. Потом встал, подошел к командиру и опустился рядом с ним на скамью. Внимательно, словно пытаясь заглянуть в душу человека, он мягко спросил:
— Значит — серб, говоришь?
— Да, да! — быстро проговорил человек в австрийской шинели и, будто опасаясь, что его перебьют, торопливо добавил: — Илия Пекесс. Сэрб. Призван в Белграде. Я — рабочий. И отец мой, Стефан Пекесс — тоже рабочий.
— Ну, что ж, по-нашему, значит, ты Илья, а по отчеству — Степанович. Меня зовут Андрей. Андрей Филиппович Дронов. Да ты садись, Илья.
Пекесс присел на край табуретки. Красноармеец потоптался за его спиной, недовольно махнул рукой и вышел на крыльцо покурить.
Дронов долго беседовал с сербом, расспрашивал о жизни и службе в армии. Наконец, он сказал:
— Так вот, товарищ Пекесс, я зачисляю вас к себе в отряд.
2
Части Красной Армии шли к Царицыну, где назревали события, ставшие скоро решающими в разгроме белоказачьйх войск Деникина.
Пекесса зачислили красноармейцем в разведку полка, где комиссаром был Андрей Филиппович Дронов. Илья оказался хорошим конником и отважным солдатом революции. Но Дронову не очень нравилось, что смелость Пекесса порой переходила в какую-то безрассудную удаль. Он пробовал говорить с Ильей, тот всякий раз обещал не повторять впредь ошибок. Однако проходило какое-то время, и Пекесс, увлекшись очередной схваткой с казаками, забывал в пылу боя о своем обещании, за что получал от комиссара очередную порцию нотаций, после которых вновь обещал «воевать головой, а не эмоциями».
В одной из последних схваток с казачьим разъездом Илья так увлекся, что оторвался от отряда и затерялся где-то в степи.
Командир полка начал подтрунивать над Дроновым:
— Твой любимец, кажется, отправился догонять Деникина.
Комиссар хмурился и помалкивал.
Но вот на горизонте появились два всадника. Командир привстал на стременах, всматриваясь в приближающихся конников. Потом достал бинокль, приставил к глазам и через несколько секунд громко рассмеялся.
— Комиссар, да ты посмотри, вроде бы твой серб возвращается. И не один. А с кем, не разберу.
Пекесс на рысях подскакал к командиру полка и, сверкая черными глазами, бодро отрапортовал:
— Красноармеец Пекесс взял в плен офицера.
Донской жеребец, на котором он сидел, нетерпеливо переступал тонкими ногами. Илья был перетянут офицерским ремнем с портупеей через оба плеча, на боку висел револьвер в новой кобуре. Пленный офицер, безоружный и со связанными руками, понуро сидел на старой лошади Пекесса.
— Ну и ну, — проговорил командир, оглядывая Илью с ног до головы. — Молодец! Придется тебе от имени революции объявить благодарность. — Он повернулся в седле к комиссару.
— И наказать за лихачество, — сердито буркнул Дронов. — Сколько раз говорил, воевать головой надо. Говорил, красноармеец Пекесс?..
Андрей Филиппович устремил на Илью строгий взгляд.
— Много раз, — признался тот без особого энтузиазма. — Но что я могу поделать, когда мое сердце за революцию воюет лучше, чем голова. Товарищ комиссар, ничего не могу поделать с таким сердцем...
3
После разгрома под Царицыном потрепанные части Деникина откатились к Дону. Город возвращался к нормальной трудовой жизни. Снова начали дымить трубы заводов, открывались новые фабрики, оживали базары и толкучки. Но далеко не все примирились с разгромом деникинцев и победой Советской власти. В городе начали орудовать преступные шайки. Неспокойно было и в губернии. То там, то тут вспыхивали кулацкие мятежи.
Как-то под вечер Дронов пришел в отряд интернационалистов. Поговорил с одним-другим, выкурил несколько цигарок крепкого самосада. Когда совсем стемнело, начал собираться к себе.
— Может, немножко проводишь, Илья, — обратился он к Пекессу.
— Конечно, товарищ комиссар, — с готовностью откликнулся тот.
По притихшим улицам шли медленно, не спеша. Каждый думал свою думу.
Наконец Дронов остановился и протянул руку Пекессу.
— Спасибо, Илья. Спасибо за службу, спасибо за дружбу. Воевали мы с тобой неплохо. Придется — и еще вместе повоюем. А сейчас давай простимся. Когда еще доведется встретиться!
— Вы уезжаете, товарищ комиссар? — удивленно спросил Пекесс.
— Да, Илья. Партия направляет на другую работу.
— На какую работу, товарищ комиссар?
Дронов свернул козью ножку, затянулся и, глядя на огонек цигарки, задумчиво проговорил:
— Видишь ли, друг. У Советской власти много врагов. Одни в генеральских да офицерских мундирах. Другие под мужичка рядятся. Генералы за горло пытаются взять нас, а другой враг норовит в спину нож всадить. Это, брат, враги в нашем тылу. Кулачье проклятое! Они тебе и улыбаются, они тебя же из-за угла стараются ухлопать. Так вот партия меня посылает в народную милицию. Бороться с бандитизмом, укреплять Советскую власть. Захочешь, приходи к нам в милицию.
