Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)
Сергеев слез с подоконника и, выбив о ладонь погасшую трубку, подошел к книжному шкафу. Отдернул бархатную шторку, раздвинул стекла. Из всей мебели в этом кабинете книжный шкаф — единственный — не имел никакой механизации. Ни автоматического каталога, ни подающего устройства, ни проекционного аппарата. Это был старинный бесхитростный книжный шкаф, сработанный где-то в конце двадцатого столетия, и устроен он был так, чтобы хозяин мог не только получить нужную книгу, но и просто полюбоваться на тесно прижавшиеся друг к другу корешки.
На средней полке стояла одна из самых любимых серий профессора — “История человечества”: толстые тома в плотных зеленых переплетах; они вобрали в себя весь путь эволюции от пещерных костров до космических кораблей. Сергеев не стал вынимать книги. Он просто медленно прошелся вдоль шкафа, скользя ладонью по лакированным торцам.
Древний Египет… Пирамиды, скрывающие в своих каменных недрах необъятные разумом сокровища. Зачем они мумиям, которые уже лишились желаний? А на земле столько еще обездоленных… Безлунной ночью человек пришел к пирамиде и дерзко ударил ломом в ее каменную броню. Пробит лаз в стене, найден ход в гробницу. Узкий, извилистый ход, наклонно падающий к центру. Еще несколько десятков локтей, и откроется усыпальница. Жадные, нетерпеливые руки уже предчувствуют, как они сбросят крышку саркофага, небрежно вывалят на пол мумию того, кто был воплощением бога на земле, сорвут золотые украшения… Грабитель, забыв осторожность, лихорадочно рвется вперед, благо ход очистился и не надо отбрасывать с пути камни и песок. И в этот момент тяжелая глыба, бесшумно скользнув по смазанным жиром деревянным полозьям, намертво придавливает к полу его пальцы. Только пальцы, так рассчитано. И не вырвешь их, не освободишь. С каждым рывком камень оседает все глубже, и хруст раздавливаемых костей заглушает крики боли. Все, попалась мышка. Человек не убит. Он жив, он может стонать, может кричать, может ругаться. Ему просто не уйти уже с этого места. И он стонет, кричит, ругается. У него только один выход: отгрызть собственные пальцы. И, осознав это, человек решительно пускает в ход зубы. Но древние строители предусмотрели всё. Они логически воспроизвели все поступки грабителя. И когда человек, истекая кровью, освобождается наконец из ловушки, сзади опускается еще одна глыба, отсекая обратный путь. Фараону нужны слуги и в том, другом мире.
Позднее средневековье… Эпоха великих художников и мыслителей. Раскрепощенная мысль расколола хрустальную небесную твердь, вырвала золотые гвозди, что прибил сам господь, и пустила звезды по своим извечным путям. А результат — костер на площади цветов.
Двадцатое столетие… Люди поднялись в воздух, овладели электроэнергией, скальпелем физических опытов рассекли на части атом… И две мировые войны, самые страшные за всю историю человечества. И все это на Земле, где доброта возведена в канон. Что же говорить о планетах, где в канон возведено зло? Есть же, наверное, такие планеты. И эта девочка, сама еще не понимающая, что она открыла, обижается, что ее не оставили дежурить у чужого корабля…
Сергеев вздохнул, отошел от книг и, включив микрофон, приказал всем собраться в зале.
КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ
Сергеев и сам не ожидал, что ему так трудно будет подняться на возвышение за председательский стол. Сотни глаз в напряженной тишине смотрели на него. Сотни глаз, выражающих одну мысль…
Положив принесенные с собой предметы на стол, начальник отряда оглядел зал, намеренно затягивая паузу. Он так и не успел подготовиться к разговору, привести себя в то волевое состояние, когда чувствуешь, что добьешься своего, и поэтому начал резче, чем намеревался:
— Давайте договоримся сразу: менять свое решение я не буду. Да это и не моя прихоть. Есть такая вещь, как “Инструкция по контактам”, — Сергеев поднял со стола небольшую книжку, — в которой прямо сказано, что общение с инопланетянами, а также осмотр всех принадлежащих им предметов может производиться только специальной комиссией, назначаемой Ученым Советом Академии Космических Работ… Что такое, Буслаев, вы опять чем-то недовольны?
— Да, недоволен, — прогудел Василий, неуклюже вылезая из тесного кресла. — Вы упустили из виду, что мы тоже изучали эту инструкцию и даже сдавали по ней экзамены в АКР, прежде чем отправиться на Такрию. И я еще не забыл пятнадцатый параграф, в котором сказано, что первичный осмотр всех предметов неустановленного происхождения производится комиссией из членов отряда под председательством начальника. А уж потом эти предметы, если будет установлено их неземное происхождение или происхождение вообще не будет установлено, передаются в Ученый Совет АКР — Я понимаю, что делаю изрядную натяжку, поскольку астролет явно инопланетный, так что ничего неустановленного тут нет. Но формально-то мы имеем право… Тем более, что до рейсового звездолета еще десять дней. А пока он довезет рапорт в академию, пока явятся эти высокоученые мужи… В общем, я предлагаю осмотреть корабль самим и составить описание, чтобы комиссия еще на Земле могла подготовиться.
— Правильно! — поддержал кто-то из зала.
— Чепуха! — возразили в другом конце. — Мы в этом совершенно не компетентны.
— Но ведь интересно же, ребята…
— Да и что тут особенного? Ну, зайдем, посмотрим и уйдем…
— Нельзя, поймите же вы наконец! Мы можем таких дров наломать…
Сергеев с улыбкой наблюдал этот разнобой мнений. Все идет как надо. В конце концов коллектив придет к однозначному решению. Он перевел взгляд на все еще стоящего Буслаева и поднял руку, прекращая шум.
— Что вы надеетесь увидеть на корабле и что собираетесь описывать?
На это у цивилизатора оказался четко подготовленный ответ:
— Наконец-то человечество столкнулось с цивилизацией, стоящей на равной, а то и высшей ступени развития. Жаль, конечно, что они давно погибли, но корабль-то остался. Вот он, рядом. Остались приборы, карты, книги или другие средства информации. Человечество почерпнет для себя много нового и полезного. И поскольку мы открыли этот астролет, нам по праву принадлежит честь первыми войти в него.
Цивилизатор сел, и Сергеев почувствовал, что его слова убедили многих. Убедили не логикой, ее-то как раз не было, а той эмоциональностью, которая так часто в спорах побивает все остальные доводы. Сможет ли он найти слова прямо противоположные, но несущие не менее убедительный эмоциональный заряд? Нельзя же признаться, что он просто боится? А впрочем, почему нельзя? Если понадобится, он скажет. Даже больше, он обязан это сказать. Но пока он сказал другое.
