Уилбур Смит - В поисках древних кладов
Подветренный борт глубоко зарылся в воду, волны ринулись на палубу бешеным потоком, словно через прорвавшуюся плотину.
Волна подхватила Робин и швырнула прямо на грудь Манго Сент-Джону. Если бы не он, доктора бы смыло за борт; он схватил ее, и они вместе покатились по круто накренившейся палубе «Гурон» снова выпрямился, вода серебряными потоками хлынула в шпигаты.
Корабль беспомощно барахтался, поднятые штормовым ветром волны били прямо в борт. Высокие голые мачты, словно маятник, усиливали чудовищную качку. Наконец стена морской воды сквозь все отверстия хлынула в трюм и мгновенно загасила огонь.
Сент-Джон, скользя и спотыкаясь, потащил мисс Баллантайн за руку. Палуба была по колено залита водой, вокруг плавали обрывки такелажа.
Он остановился на краю полуюта. Оба едва переводили дыхание, по одежде и волосам струилась морская вода, палуба под ногами бешено вздымалась и опускалась. Чтобы не упасть, капитану пришлось схватиться за наветренный планшир. Он огляделся в поисках «Черного смеха».
Гонка была проиграна. Канонерская лодка неслась на них полным ходом, она была так близка, что стали видны пушки, выставившие жерла из пушечных портов, и головы канониров над фальшбортом. На мачте все еще развевался дерзкий флаг, яркий и нарядный, как рождественская игрушка. Через несколько минут они настигнут тонущий клипер. Сент-Джон не мог и надеяться до их прихода поставить корабль под паруса.
Манго стряхнул воду с темных волос, как спаниель, вышедший на берег, и набрал в легкие воздуха.
— Мистер О’Брайен, принесите пару невольничьих наручников, — крикнул он.
Из мускулистой груди вырвался такой мощный рев, что Робин, никогда не слышавшая, как он повышает голос, чуть не оглохла. Не успев прийти в себя от замешательства, она почувствовала на запястьях холодное прикосновение стали.
Манго защелкнул наручник на ее левом запястье, два раза закрутил цепь вокруг планшира «Гурона» и застегнул наручник на правой руке.
— Не сомневаюсь, ваши друзья будут рады вас видеть перед жерлом пушек, — проговорил он.
Лицо его застыло от злости, ноздри побелели, как фарфор. Он отвернулся от нее и провел пальцами по темным волосам, отбрасывая пряди со лба и глаз.
— Мистер О ’Брайен, выдайте каждому матросу ружья и пистолеты. Выкатить пушки и зарядить ядрами, на близком расстоянии перейдем на крупную картечь.
Помощник на бегу отдавал команды, и матросы бросили бесплодные попытки вернуть клиперу управляемость. Увертываясь от падающих обломков такелажа, люди помчались по захлестываемой волнами палубе, торопясь вооружиться и встать возле пушек «Гурона».
— Мистер Типпу! — прорвался сквозь рев ветра и выкрикиваемые команды голос Сент-Джона.
— Да, капитан Манго!
— Приведите рабов с первой палубы.
— Утопим? — поинтересовался помощник.
Он уже служил у капитанов-работорговцев и видел, как те, если угроза захвата военным кораблем неминуема, топят весь груз невольников, сбрасывают их за борт прямо в цепях и тем самым избавляются от компрометирующих улик.
— Мы прикуем их к наветренному планширу, мистер Типпу, вместе с женщиной. — Манго не назвал Робин ни по профессии, ни по имени. — Пусть англичане немного подумают, прежде чем открывать огонь.
Типпу раскатисто расхохотался и убежал на толстых кривых ногах снимать решетки с главного люка.
— Сэр! — потрясенно воскликнул Денхэм. Он не верил своим глазам. — Сэр!
— Да, мистер Денхэм, — отозвался Клинтон, не опуская подзорной трубы. — Я видел…
— Но, сэр, это доктор Баллантайн!
— И черные рабы. — Феррис больше не мог сдерживаться. — Они приковывают их к планширу.
— Ну и дьявол этот янки! — взорвался Денхэм.
— Очень умный дьявол, — тихо откликнулся Клинтон.
В подзорную трубу он смотрел на женщину, для спасения которой прибыл сюда. Он уже мог различить ее черты. Глаза казались слишком большими для смертельно бледного лица, мокрая одежда прилипла к телу.
— Мистер Денхэм, — сказал Клинтон, — предупредите команду, что через пять минут мы окажемся под огнем и не сможем на него ответить.
Капитан оглядел ряды нагих черных невольников. Они поднимались на верхнюю палубу клипера и выстраивались вдоль планшира, а тюремщики суетились вокруг, заковывая людей в цепи.
— Наше счастье; что ветер штормовой, так что стрельба продлится недолго, но прикажите людям лечь на палубу под защиту фальшборта.
При стрельбе с далекого расстояния хрупкая обшивка «Черного смеха» могла бы ненадолго прикрыть команду, но невольничий корабль приближался, и можно было ожидать, что обшивку пробьет даже крупная картечь. Слава Богу, они будут избавлены от смертоносных летящих щепок, грозной беды деревянных судов.
— Встанем бортом поперек кормы янки, — продолжал Клинтон. — Так как они выше, чем мы, мне понадобятся ваши лучшие люди, мистер Денхэм. Да, и снабдите их кошками. Во время сближения «Черный смех» попадет под бортовой залп клипера. Верхняя палуба «Гурона» расположена метра на три выше, чем у канонерской лодки. Нелегко будет вскарабкаться абордажной команде на корму невольничьего корабля.
— Черт возьми! Они выкатывают орудия. Все-таки хотят с нами драться, — перебил его Денхэм и извиняющимся тоном добавил: — Прошу прощения, сэр. — Он извинился и за невежливость, и за богохульство.
Кодрингтон опустил подзорную трубу. Его корабль подошел так близко, что труба была уже не нужна.
На верхней палубе клипера располагалось по шесть пушек с каждого борта. Стволы их были вдвое длиннее, чем у тяжелых карронад «Черного смеха». Однако калибр стволов был гораздо меньше. На глазах у Клинтона они принялись наводить пушки на его канонерку, одну за другой, начиная с кормы.
Даже без подзорной трубы Кодрингтон различил высокую худую фигуру в простом синем кителе. Обманчиво ленивой походкой человек переходил от пушки к пушке, собственноручно наводя каждую из них, и жестами приказывал орудийным расчетам подтянуть лебедки и развернуть орудия на цель.
Сент-Джон подошел к носовому орудию и тщательно навел его. Он задержался возле него на несколько секунд дольше, чем у остальных. Потом вспрыгнул на фальшборт клипера и остался стоять, балансируя уверенно, как акробат, словно не ощущал непредсказуемых рывков лишенного руля корабля.
Сцена ярко отпечаталась в мозгу Клинтона. Она была настолько театральной, что, казалось, в конце представления актеры выстроятся вдоль рампы и раскланяются под аплодисменты зрителей. Череда нагих черных тел, стоявших плечом к плечу с одинаково вытянутыми руками, прикованными наручниками к тиковому планширу, составляла хор. Солисткой была худая женщина, казавшаяся среди них неожиданно хрупкой и маленькой. Ярким пятном выделялся лиф ее платья, желтый, как лютик, он неотступно притягивал взгляд Клинтона. Лиф отвлекал его, а это в данный миг он себе позволить не мог.
