Анатоль Имерманис - САМОЛЕТЫ ПАДАЮТ В ОКЕАН
Свен понятия не имел, сколько часов плыл. По его расчетам, около десяти. Он был хорошим пловцом. Однажды во время марафонского заплыва даже проплыл полдистанции вместе со спортсменами и благодаря этому завоевал в газетном мире звание абсолютного чемпиона.
Наконец Свен увидел остров. Плыть стало труднее, приходилось бороться с течением. Отдыхать, как раньше, уже было нельзя — течение пронесло бы мимо острова. Свен начал уставать. Во время шторма он окончательно обессилел. Свен признался, что не раз готов был прекратить борьбу, если бы не мысль, что уникальные фотоснимки воздушной трагедии в таком случае никогда не дойдут до читателей. К тому времени, когда шторм стих, Свен находился в полубессознательном состоянии. Даже не мог вспомнить, добрался ли до острова сам или был вынесен туда волнами…
— А как же акулы? — осведомился Дейли. — Наш командир заверял, что ваше имя уже занесено в акулье меню.
— Акулы? Что–то не заметил. Сначала я быстро плыл, говорят, что порывистые движения их отпугивают. Потом было темно, они, наверное, не разглядели меня, — пошутил журналист. — А впрочем, мне было не до них. Я только и думал, как бы не потерять фотоаппарат с пленкой. И все–таки потерял! Вот не везет! Лучше бы меня акула съела.
Мун лишь одним ухом прислушивался к разговору. Дымя сигарой, он анализировал рассказ Свена.
— Ну, мне пора выполнить свой священный долг перед читателями, — Свен поднялся.
— Читатели подождут, — остановил его Мун. — Меня интересуют еще кое–какие детали.
— Все подробности вы найдете в моем репортаже. Почитайте!
— И не подумаю! Мне нужно не сенсационное описание, а точная информация. Отчего произошла катастрофа?
— Я уже рассказывал… Причиной был пожар.
— Это то же самое, что сказать: причиной атомного взрыва была атомная бомба. Мне важно знать, отчего начался пожар.
— Не знаю. Я не специалист.
— Зато капитан был специалистом. Он–то должен был знать или хотя бы предполагать, почему загорелся самолет.
— Я был слишком занят, чтобы интервьюировать его по этому поводу, но…
— Разумеется, заняты фотографированием зловещего шлейфа из дыма и пламени, — с горькой иронией бросил Мун.
— Не только. Я, например, решил, что читателям будет небезынтересна драматическая запись в бортжурнале, которую я сфотографировал.
— Вы запомнили ее?!
— Конечно. Намеревался использовать для своего репортажа в качестве заголовка. «В рубку проникает дым. Посылаю штурмана. Штурман докладывает: горит нижний отсек. Выяснить причину не удается».
— Заколдованный круг! — проворчал Мун, закуривая новую сигару. С присущим ему терпением он принялся разматывать нить с другого конца. — Судя по записи, дым проник сначала в рубку и только после этого в пассажирский салон. Значит, можно предположить, что очаг огня находился под рубкой?
— Пожалуй, что так.
Дейли напрягся. Наконец Мун напал на след. Это можно было понять по тому, как он жадно затянулся.
— Спасибо! — сказал Мун и, подобно выхлопной трубе заработавшего, наконец, автомобильного мотора, выпустил густую струю дыма. — А теперь, Свен, будьте паинькой и освежите свою память. Не предшествовал ли появлению дыма какой–нибудь необычный звук?
— Совершенно верно! Когда вы упомянули атомную бомбу, у меня сразу возникла ассоциация. Теперь я понимаю, в чем дело… Я вспомнил именно про этот звук.
— На что он был похож?
— Как будто под нами что–то лопнуло или взорвалось.
— Может быть, лопнул бензопровод?
Дейли усмехнулся. Это был типичный пример дотошности Муна. Выдвинув гипотезу, он искал не подтверждения, а наоборот, выискивал все варианты ее опровержения. И только когда они отпадали один за другим, гипотеза становилась базой для дальнейших умозаключений.
— Должен вас огорчить, — сказал Свен. — Горючее поступало нормально, все моторы работали до последнего момента.
— Напротив, вы меня чрезвычайно обрадовали. Могу сказать, что вы услышали. Это был взрыв.
— Взрыв? — удивился Свен.
— Несомненно. Поэтому у вас и возникла подсознательная ассоциация. На «Стрелах» непосредственно под рубкой находится багажник. Как известно, в багажнике хранятся чемоданы. А в чемодан можно вложить не только журнал с пикантными фотографиями секс–бомбы, но и настоящую бомбу.
— Взрыв! Да это грандиозно! Репортаж, какого еще не знал мир! Надо немедленно… — от возбуждения Свен потерял способность говорить членораздельно. С ним творилось что–то неописуемое. Размахивая руками, он помчался к радисту.
Мун улыбнулся. Через минуту Свен прибежал обратно. Он был взбешен.
— Радист утверждает, что вы запретили ему принимать от меня какие–либо сообщения!
— Да!.. Вспомните людей, что покоятся на дне океана. И вы могли быть в их числе… Вьетнамцев, что в горящем самолете молча надевали спасательные пояса… Членов команды, что до последней минуты оставались на своем посту… Всех этих людей, о мужестве которых вы говорили с таким уважением… Хотите вы, чтобы те, по чьей вине они погибли, получили бы по заслугам?
— Что за вопрос! Но никак не пойму, какое отношение это имеет к моему репортажу?
— Виновники катастрофы рассчитывают на то, что океан скроет все следы. На то, что не осталось ни одного свидетеля, как это было с «Золотой стрелой». В худшем случае, на то, что уцелевшие от катастрофы не смогут объяснить ее причину… О том, что их расчеты имеют основание, свидетельствует хотя бы запись в бортжурнале… Если бы не я, вы так бы и не знали, что произошло…
— Вы считаете, что мой репортаж преждевременно раскроет ваши карты?
— Какая проницательность! Виновники будут внимательными, благодарными читателями. Прочтут и скажут: «Молодец, предупредил, что надо сматывать удочки! Прежде чем этот проклятый Мун не сделал нас на голову короче!»
— С вашей точки зрения, вы, может быть, и Правы. Но вы не представляете себе, что это значит для журналиста! Почти то же самое, что для вас повременить с арестом опасного убийцы, пока он не даст мне интервью. Хуже! У меня в руках огромный капитал, а я вместо того, чтобы пустить его в оборот, вынужден хранить свое богатство в несгораемом шкафу вашей фирмы. Это просто чудовищно!
Свен еще долго бушевал, но Мун остался неумолимым. На всякий случай он еще раз зашел к радисту. Из приемника доносились приглушенные звуки восточной музыки.
— Напоминаю еще раз. До дальнейшего распоряжения вы не принимаете радиограмм ни от кого, кроме меня лично… — наказал Мун.
— Надеюсь, это не распространяется на командира? Он просил меня информировать мистера Брэдока.
