Эмилио Сальгари - Талисман
Карминильо сошел со своего коня и стоял в стороне.
Другой рифский воин подскакал к нему, размахивая руками:
— Собака! — кричал он. — Подлая христианская собака! Ты жестоко поплатишься за убийство нашего вождя!
— Разве бой был неправильный? — возразил испанец.
— Гяур! — наезжая на него, кричал риф. — Я убью тебя!
— Не смеешь! Твой вождь своей честью поручился за нашу безопасность!
— Шейха нет! Иди в ад!
И в то мгновение, когда Карминильо, видевший, что рифы не считают для себя обязательным условие, принятое погибшим шейхом, схватился за ружье, чтобы защищаться, несколько человек, ползком пробравшихся в тыл, вихрем бросились на него и его товарищей.
Карминильо отчаянно защищался, употребляя ружье как палицу, но нападение было слишком неожиданным и стремительным.
Правда, два или три рифа свалились к ногам испанца, но зато другие облепили его со всех сторон, повисли на нем.
Минуту спустя он лежал на земле рядом с Педро. Оба были обезоружены и связаны по рукам и ногам крепкими веревками.
В плену была и красавица хитана.
Она тоже оказала отчаянное сопротивление, но сила солому ломит, и она была связана, как и ее друзья.
Пленных взвалили на крупы лошадей, и рифы тронулись в путь. Через несколько минут два горца, конвоировавших хитану, отделились от отряда и направились куда-то в сторону.
— Прощай, родная! — крикнул хитане Карминильо. Ответом ему было рыдание увозимой неведомо куда хитаны. После часового пути рифы достигли своего дуара, или поселка. Пленных окружила целая толпа детей и женщин. Весь этот сброд принялся издеваться над пленниками, осыпая их ругательствами, забрасывая грязью и камнями. Приставленные стеречь пленных часовые ничуть не мешали этому милому занятию.
— Что делают эти черти? — заинтересовался Педро, увидев, что откуда-то привели двух заморенных и тощих низкорослых бычков. — Ей-Богу, Карминильо, они собираются стряпать обед в нашу честь. Как ты думаешь, что дадут они нам?
— Веревку на шею или пулю в лоб! — мрачно ответил Карминильо.
— Но если я на это не согласен? Это противно всем законам божеским и человеческим! Международное право…
— Ах, да замолчи ты наконец! — тоскливо прикрикнул на товарища инженер. — Ты забываешь, в чьих мы руках. Нам не на что надеяться.
— Протестую! — завопил Педро. — Покуда я жив, я продолжаю надеяться! Советую и тебе не падать духом.
— Но нас может спасти только чудо.
— А почему не случиться чуду? Ведь история нас учит, что…
Педро не удалось закончить фразу, потому что к месту, где лежали на земле пленные, с гиканьем прихлынула целая толпа воинов племени Бенни-Ассани.
На глазах у пленных какой-то доморощенный мясник перепилил тупым ржавым ножом горло злополучным тощим бычкам, потом принялся распарывать брюхо и выпускать внутренности. Толпа с жадным любопытством следила за отвратительной работой мясника, оглашая воздух пронзительными криками.
— Что они затевают? — вполголоса спросил Педро.
— Сейчас увидишь, — ответил тот, — поручи свою душу Богу, дружище!
Сильные руки подхватили обоих пленников и поволокли их. Миг — и испанцы были засунуты в трупы убитых бычков. Свободными оставались только головы, торчавшие из брюха животных.
Зацепив туши бычков веревками, толпа подростков с криком выволокла их из дуара и тащила все дальше и дальше, пока не дотащила до полянки в лесу.
— Лежите здесь, гяуры! — произнес кто-то из рифов.
— Их сожрут львы! Их растерзают шакалы! — ликовала толпа демонов в образе людей.
К осужденным на ужасную казнь подошла группа воинов племени Бенни-Ассани. Во главе группы был тот самый вождь, по знаку которого испанцы подверглись нападению после поединка.
— Собаки! — обратился риф к студентам. — Вы убили и ранили больше двадцати лучших людей нашего племени. За это вы подвергнетесь таким мучениям, о которых потом будет говорить вся страна!
Карминильо бросил на дикаря гордый взгляд и ответил ему в тон:
— Трусливый шакал! Наша смерть не останется без отмщения! Ваши селения будут стерты с лица земли, ваши стада станут достоянием врагов ваших, сами вы попадете в рабство или сгниете в пустыне! Так Аллах карает негодяев, которые нарушают клятву!
— Клятва, данная врагу, — это не клятва! — ответил риф. — Лай, христианская собака! Мы не боимся врагов, потому что мы — воины, а твои братья — воющие псы, которые разбегаются, заслышав голос царя пустыни — льва! И ты, лежа здесь, скоро услышишь этот голос, и тогда… Тогда вспомни свои преступления против племени Бенни-Ассани.
— Хорошо! — ответил Карминильо. — Небо освободит нас, и когда придет час, ты услышишь еще мой голос, атаман разбойников!
Выведенный из себя риф кинулся было на испанца, чтобы одним ударом кривого ятагана снести ему голову, но удержался и сказал:
— Я знаю, чего ты хочешь, гяур! Ты пробуешь вывести меня из себя. Ты хочешь, чтобы твоя смерть была легка и мгновенна. Но этого ты не добьешься! Жди же прихода смерти, медленной, мучительной, ужасной, и помни обо мне. Прощай!
— Прощай! — крикнул вслед ему Карминильо. — И помни о нас! Час мести близок, шакал пустыни!
Рифы удалились. Осужденные на казнь остались в пустыне лицом к лицу со сторожившей их ужасной смертью.
Час проходил за часом.
Трупы быков разлагались. Воздух вокруг насыщался нестерпимым зловонием. Мириады насекомых всех сортов сбегались, слетались, сползались со всех сторон к тому месту, где совершалась ужасная казнь. Огромные муравьи уже пожирали мясо быков и забирались внутрь туш, переползая через головы пленных.
С беспредельных высот неба спускались, описывая широкие круги, ястребы-стервятники, коршуны, пожиратели падали, и усаживались на деревьях и кустах. Их еще пугали крики людей, но алчность превозмогала страх, и время от времени какая-нибудь птица со зловещим хриплым криком налетала и урывала кусок гниющего мяса.
Зашло солнце. Птицы исчезли, но не исчезли насекомые, и во тьме продолжавшие свою разрушительную работу.
В лесу замелькали, засветились, словно фосфорические огни, глаза хищных животных, привлеченных запахом падали.
Завыла, потом захохотала гиена, пожирательница трупов. Испуганно залаял шакал, хрипло затявкала африканская лисица.
И потом весь хаос голосов был покрыт громовым раскатом, прокатившимся издали. Другой раскат грома ответил первому: это перекликались, приближаясь к месту пиршества, львы.
Педро застонал.
— Мужайся! — крикнул ему измученный Карминильо. — Избавление близится! Смерть идет!
— Покорнейше благодарю! — отозвался Педро. — Я лично ничего не имею против смерти, но, признаться, предпочел бы, чтобы шла не избавительница-смерть, а избавительница-жизнь!
