Эмилио Сальгари - Талисман
Но когда ты станешь моей рабой, моей игрушкой, моей принадлежностью, — ты перестанешь губить людей своими чарами, голубка из страны наших врагов!
Отдать тебя старухе-колдунье?
Как бы не так!
Для тебя найдется лучшее место! Ты не станешь царицей моего гарема, как сделал бы молодой ястреб Ахмед. Я слишком умен для этого. Но местечко для тебя в гареме найдется, голубка!
Не сверкай на меня гневно глазами! Огонь взоров не жжется.
Не скрипи зубами, голубка! Меня этим не испугаешь!
О, да ты не прочь, как змея, ужалить ту руку, которая тебя ласкает?
Подожди, подожди! Я отучу тебя кусаться!
Хассан взмахнул страшным напи, бичом, употребляемым рифами. Бич со свистом рассек воздух и готовился опуститься на нежные плечи Заморры. Как вдруг чья-то сухая рука легла сзади на плечо дикаря, и скрипучий насмешливый голос произнес:
— Так вот как воины рифов исполняют поручения своих вождей? Хассан испуганно отшатнулся. Бич выпал из его рук. Перед ним
стояла «Госпожа Ветров», колдунья Сабба.
— Или ты забыл, воин, что мои глаза видят сквозь землю, видят на дне морском? — продолжала Сабба.
Ее взор жег душу суеверного рифа. Лицо Хассана бледнело. Руки дрожали.
Он, так хладнокровно убивавший людей, не смел смотреть в глаза старухе, которую мог бы раздавить, как муху.
И дрожа всем телом, он отступал, отступал перед взорами «Госпожи Ветров», позабыв, что сзади — довольно глубокая яма.
— Или ты хочешь, — кричала старуха, — чтобы по моему слову земля расступилась под тобой и поглотила тебя? Да?
Допятившийся до края ямы риф инстинктивно прыгнул назад, когда старуха, словно творя заклинание, подняла иссохшую руку над ним.
И ему показалось, что действительно по знаку старухи земля разверзлась под его ногами. Он рухнул на дно ямы, жестоко ударившись головой и боком, и замер там.
Он не был мертв, лишь слегка оглушен. Но он лежал, притворяясь мертвым, потому что боялся чар старухи.
Зизи-Сабба оставила его в покое.
Она подошла к лошади, на спине которой лежала связанная Заморра, и, не говоря ни слова, повела лошадь пленницы по горной тропе.
Только спустя полчаса после ухода старухи риф решился выбраться из ямы. Его лошадь мирно и спокойно щипала травку тут же. Хассан вскочил в седло и, не оглядываясь, ринулся по направлению к дуару. Конь погибшего Ахмеда поскакал следом…
«Госпожа Ветров» недолго вела коня с Заморрой по горной тропе: не более чем в четверти часа пути от полянки, где погиб Ахмед, находилась полуразвалившаяся хижина. В этой хижине нашла себе приют Сабба после разгрома куббы гранатами испанской канонерки.
— Вот мы и дома, красавица! — гримасничая, бормотала старуха. — Добро пожаловать, сеньорита! Вам, должно быть, надоело кататься? Еще бы, еще бы! Так неприятно, когда тебя скрутят веревками и привяжут к спине коня! — Болтая, старуха ловкими ударами ножа рассекла узы, опутывавшие тело девушки, но оставила связанными руки.
Потом Сабба помогла Заморре сойти с лошади и повела ее внутрь хижины.
— Садись здесь, красавица! — сказала хозяйка. — Тут тебе будет удобно, как… Как во дворце!
— Развяжи мне руки! — гневно сказала девушка. — Что я тебе сделала, что ты преследуешь меня, женщина?
— Хи-хи-хи! — засмеялась Сабба. — Что ты мне сделала, красотка? Хи-хи-хи! Скажи, это тебя люди называют «Прекрасная Хитана»?
Да? Ну, вот видишь! А ты еще спрашиваешь, что ты мне сделала?!
Может быть, ты не слышала, что лет двадцать назад по всей Испании гремела слава другой красавицы. Она была хитаной, как и ты, и своими танцами сводила с ума людей, и царила над толпой. И ее звали…
— Ее звали «Прекрасная Сонора»! — вымолвила девушка.
— Да, меня звали так! — всхлипнула старуха. — Это я, это я была некоронованной царицей Испании!
Это меня люди осыпали бриллиантами, это в мою честь поэты слагали целые поэмы, а молодежь… Молодежь выпрягала лошадей из моей кареты и устраивала кровавые поединки!
— Господи Боже! — испуганно пробормотала Заморра. — Ты Со-нора? Этого быть не может!
— Хи-хи-хи! Почему быть не может? Хи-хи-хи! Потому что Сонора была прекрасна, как утренняя заря, как звезда полуночи, а я безобразна, как смертный грех?
Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Да, я звалась Сонорой! Да, я царила!
А потом — потом я сошла с ума!
Я бежала с человеком, который сулил мне блаженство рая и любовь до гроба. И он бил меня, и он топтал мое тело ногами, и он держал меня в тюрьме. Моей тюрьмой он сделал дом, купленный на мои же деньги!
Ну, а потом пришла болезнь и съела мою красоту.
И тогда он, тот, погубивший меня, — он бежал, а я, опозоренная, разоренная, а главное, потерявшая красоту и молодость, — я осталась на мостовой.
Видишь, красотка, что бывает с такими, как мы с тобой? Хи-хи-хи!
Это всегда бывает так: если цыганка покидает свой род и хочет уйти к людям другого, чуждого, вражеского племени, — это всегда кончается так! Так, так, так!
Ибо — проклятие на дочери древнего племени гор Гинду, если цыганка отдает свое сердце людям, рожденным в равнинах! Проклятье! Трижды проклятье!
Заморра вздрогнула, но сейчас же оправилась.
— Я не боюсь твоих проклятий, старая ведьма! — вымолвила она гордо. — Кто проклинает, не имея права, — да падет проклятие на его голову!
— Хи-хи-хи! — смеялась старуха. — Я проклинаю тебя, ты проклинаешь меня! Но ведь я тебя люблю, красотка! Я тебя боготворю!.. Ты, укравшая мою славу, ты, заставившая людей позабыть о красоте и чарах Соноры…
У меня праздник, большой праздник сегодня!
Я увидела, я узнала ту, которая похитила сердца толпы! Ты в моих руках, красавица Заморра! И ты не уйдешь от меня, нет, ты не уйдешь! Хи-хи-хи!
Но я добра, как ангел. Я гостеприимна! Таков старый закон! И у меня праздник! Я накормлю и напою тебя! Я угощу тебя вином, которое зажигает огнем кровь в жилах и заставляет так сладко биться сердце!
Хи-хи-хи!
Пей, красавица!
И старуха, кружившаяся по убогой комнате, добыв из какого-то угла странной формы бутылку темного стекла, поднесла ее к устам девушки. Заморра с отвращением оттолкнула горлышко бутылки. Часть жидкости пролилась ей на грудь. Сразу воздух хижины насытился одуряющим, туманящим голову пряным запахом.
— Ты отказываешься? — взвизгнула старуха с негодованием. — Может, ты думаешь, что это отрава? Так нет же! Ну да, это яд. Но это — сладкий яд, который не убивает тела, яд, который дарит забвение и оживляет грезы!
Смотри! Я пью!
И она опорожнила полбутылки.
— Когда мне удается отыскать травы, дающие волшебный сок, — я ликую! — продолжала старуха — Смотри! Я на твоих глазах делаюсь снова молодой! Я снова становлюсь красавицей, какой была раньше!
