Эмилио Сальгари - Талисман
— Покорно благодарю! Кто это сказал тебе, что мы шпионы? — вспыхнул Карминильо. — Это — гнусная ложь! Мы просто потерпели крушение у ваших берегов и искали убежища там, на горе.
— Твой язык лжив, как язык змеи! — ответил араб. — Но меня ты не обманешь! Я знаю, кто ты. Ты носишь имя Карминильо да Истмо, имя одного из наших злейших врагов! Ты — сын Франческо да Истмо, инженера, который был в Мелилье агентом испанского правительства и скупал наши земли.
— Не отрекаюсь! Я — Карминильо да Истмо, — ответил испанец спокойно. — Но, клянусь моей честью, мой отец никогда не был агентом правительства! Он просто хотел завести здесь, в ваших горах, большое горное дело, хотел обогатить весь край и быть не врагом, а другом вашим, горцы.
— Он был испанцем, а испанцы — наши враги! Ты, вероятно, не знаешь, что уже несколько дней как мы объявили испанцам священную войну. Вольный народ гор Эр-Риф не успокоится, пока на этих берегах уцелеет хотя бы один испанец!
— Ну, это мы еще посмотрим! — высокомерно ответил Карминильо. — Чего стоит ваш «вольный народ», мы видели. Нас было трое, вас — несколько сотен, и во что обошлась вам схватка с нами?
Риф заскрежетал зубами.
— Собака! — крикнул он. — Ты дорого заплатишь за понесенные нами потери!
— Сначала возьми меня, приятель, потом будем разговаривать, как буду я расплачиваться за тот сброд, который отправлен мной к черту на рога! — Карминильо хрипло засмеялся.
Риф схватился за пистолеты, но тотчас же дуло «маузера» испанца направилось в его грудь. И араб сдержал свою ярость.
— Лай собаки не может оскорбить слух льва! — сказал он высокомерно.
— Что имеешь ты сказать еще? — спросил Карминильо. — Мое терпение истощается. Ты не умеешь держать себя, дикарь! Говори, что тебе нужно и… И проваливай восвояси!
Риф блеснул глазами.
— Сдавайся, гяур! Если ты прекратишь бесполезное сопротивление, я, пожалуй, соглашусь из жалости подарить тебе жизнь, хотя ты не заслуживаешь этого.
— Благодарю за милость! Я вижу, ты сильно боишься, шейх.
— Я?! Я боюсь вас, гяуры?! — вне себя закричал риф.
— Ну да! Ты боишься схватиться с нами в открытом бою и потому предлагаешь нам, воинам, сдаться.
— Щенок! Я боюсь? Я, тот, кого зовут «Львом Эр-Рифа»? Риф бесновался.
— Зачем ты дразнишь его? — вполголоса спросил Педро.
— Не мешай! Я знаю, что делаю, — оборвал его Карминильо. — У меня есть план, исполнение которого может нас спасти. И другого выхода все равно нет.
И потом, обернувшись к шейху Абдалле, добавил насмешливым тоном:
— Как это, шейх, у тебя хватило смелости прямо посмотреть мне в глаза. Отчего ты не прячешься от моих взоров в кустах, как трусливый шакал?
— Это ты меня называешь шакалом, гяур? О-о-о!
— Да, тебя! Знаешь, почему? Потому что ты никогда не осмелишься встретиться со мной в равном бою, один на один!
— Я? Я не осмелюсь биться с тобой? Хоть сейчас! Хоть сию минуту! Риф потерял голову и был готов ринуться на оскорбившего его дерзкого врага.
А Карминильо как ни в чем ни бывало продолжал поддразнивать его:
— Ну да! Ты сидишь на великолепной лошади, а я пеший. У тебя за спиной триста воинов, готовых предательски ринуться на меня! Но если бы я предложил тебе поединок на равных, ты струсил бы!
— Никогда! Поединок? Да будет так! На каком оружии?
— На каком угодно! Самое лучшее — на ятаганах!
Риф, славившийся своим искусством владеть ятаганом, заподозрил, что в этом предложении таится какая-то ловушка.
— Почему не на огнестрельном оружии? — нерешительно вымолвил он.
— Гм! Пожалуй! — в тон ему сказал испанец. — Я, пожалуй, воспользуюсь моим «маузером». У тебя, кажется, тоже хорошее магазинное ружье? Давай попробуем. Но я ставлю условие!
— Какое, гяур?
— Когда-то в боях за Иерусалим принимал участие мой предок, крестоносец Гоффредо да Истмо. Он встретился в горах Палестины с одним из любимых витязей султана Салахеддина10. У араба было много спутников, у христианина — пара слуг.
Но араб был не дикарем, а витязем, и он согласился на поединок, один на один. По условию, тот, кто оставался победителем, делался свободным и становился неприкосновенным на три дня.
— И что же? — заинтересовался Абдалла.
— Араб пал в бою. Его вооружение досталось моему предку. Спутники арабского витязя свято сдержали слово, данное их вождем, и предоставили христианину спокойно удалиться с поля битвы, не преследуя его. Потому что и они были не сбродом, не сволочью, не шайкой трусливых и подлых шакалов, а настоящими воинами, каких, конечно, нет в этих горах!
Совершенно потерявший голову риф прохрипел:
— Я докажу тебе, гяур, что ты ошибаешься! Идем биться! Если ты падешь в бою, твои спутники станут моей добычей!
— А если я буду победителем?
— Вы можете идти куда вам угодно, никто не тронет вас пальцем!
— Твое слово?
— Клянусь бородой пророка!
— Хорошо! Тогда начнем поединок!
По знаку шейха кто-то из рифов подвел испанцу прекрасного коня. Карминильо, тщательно осмотрев свое ружье, вскочил в седло. Рифы столпились на одном краю полянки, бойцы, пожав друг другу руки, разъехались, потом ринулись друг на друга по знаку, поданному выстрелом из пистолета стариком-арабом с морщинистым лицом и лукавыми черными глазами, выбранным посредником.
Заморра с гордостью и в то же время с тревогой, отражавшейся в ее прекрасных глазах, следила за ними.
— Да хранит тебя небо! — прошептала она вслед проезжавшему мимо нее Карминильо.
Испанец зорко следил за каждым движением своего врага. Он отлично знал, что риф — страшный противник. Риф на лошади — это кентавр. Риф с детства не выпускает ружья из рук, он неподражаемый стрелок.
Но отлично сознавая все это, молодой инженер надеялся на благополучный исход своей затеи. Он полагался на твердость своей руки, на свою зоркость, на свое хладнокровие, дававшее ему значительный перевес над противником, бесновавшимся от полученных оскорблений, потерявшим голову от жажды мести.
Шейх выстрелил первым. Но Карминильо подстерегал его движение и быстро пригнулся. Пуля из «ремингтона» рифа просвистела над головой испанца. В то же мгновение раздался выстрел из «маузера». Риф вовремя поднял на дыбы своего коня, и пуля Карминильо впилась в грудь благородного животного. Конь опустился на передние ноги, но в то же мгновение сделал отчаянный скачок.
Выстреливший шейх не имел возможности прицелиться, и пуля его пошла буравить воздух. Вторая пуля Карминильо на этот раз не миновала цели… Конь шейха опять взвился на дыбы, но всадник уже не управлял своим конем: он всплеснул руками, выронил ружье и откинулся назад. Когда арабы с криками подбежали к своему вождю, шейх был уже мертв. Пуля из «маузера» Карминильо вошла в переносицу Абдаллы, непобедимого воина племени Бенни-Ассани.
