Чернияз Абуталипов - Чекисты рассказывают...
Ко мне приходит отчаяние, злость — как непростительно глупо, что я оказался здесь один. Враг должен видеть нашу силу, нашу способность карать за преступление. Маленький браунинг в моих руках — и это все. Смешно даже надеяться на несколько патронов.
Предположим, я остаюсь. Предположим большее, принимаю бой, а что он произойдет, в этом уже нет сомнения — атмосфера накалена. Со мной случится то же, что и с председателем коммуны. Поможет ли это распутать клубок, найти зачинщиков? А наказать всех, просто мстить — бессмысленно. Жертвами окажутся невинные люди, может быть, те самые бедняки.
Вот каков он — рубеж преступления и наказания. Можно ли его переступить? Видимо, нет.
Второе преступление не должно совершиться в кишлаке. Я собираю бумаги, складываю их в портфель. Сторож как будто ждал этого. Молча входит, засвечивает коптилку, ставит передо мной поднос с чайником и двумя лепешками.
Спрашивает холодно:
— Уезжаешь?
— Да.
В глазах старика вспыхивает радостная искра. Ему не хочется, чтобы в его кишлаке снова пролилась кровь.
— Если собрался, уезжай сейчас, — советует он.
Сумерки сменились тьмой. Кишлак затягивается ночным пологом. Я непростительно замешкался. До Чаткала добираться в такое позднее время трудно и опасно, но и оставаться нельзя. Старик выходит, и тотчас в дверях появляются сельчане — человек десять. Самый пожилой, в шелковом халате, в пышной чалме и дорогих сапогах, становится у стола, остальные располагаются вдоль стен. Пожилой с угодливой улыбкой спрашивает:
— Слышали, уезжаете?
— Уезжаю.
— Просим задержаться. Сейчас плов будет.
Те, что прижались к стене, исподлобья смотрят на меня. Ждут ответа.
— Спасибо, не могу. Меня должны встретить на той стороне товарищи.
Я солгал и по лицам людей догадался, что они знают истинное положение вещей: разведка у богатеев поставлена хорошо, кроме одного красноармейца за Чаткалом никого нет и не будет. Однако пожилой делает вид, что поверил, и кивает.
— Мы проводим гостя. Темно, дороги не видно.
От этого отказаться нельзя, и я соглашаюсь.
От кишлака до берега два километра. Их надо пройти в сопровождении враждебно настроенных против меня людей.
— Начальник узнал, кто убил председателя? — спрашивает пожилой.
— Нет, не узнал.
— Как не узнал? — искренне удивился бородатый. — Все убивали, все, кого спрашивал начальник…
— Надо найти первого, бросившего камень, — попытался разъяснить я точку зрения следствия.
— Первого нет, — твердо ответил бородатый, и этим как бы отрезал путь к иному толкованию преступления. — Камни бросал весь базар.
Вести спор было бессмысленно, да и рискованно, он мог перерасти в конфликт с самым плачевным исходом. Я предложил компромиссный для бородатого вариант.
— Доложу так, как здесь было.
Наконец, в темноте замаячили столбы, держащие трос. Сопровождающие остановились шагах в двадцати от берега, дали мне возможность самому выйти к обрыву. Никто не пожелал счастливого пути, хотя впереди у меня был Чаткал, утлая люлька и старый трос, способный оборваться в любом месте и в любую минуту.
В темноте я с трудом отыскал место переправы, отвязал канат. Признаюсь, эти четверть часа, которые потребовались для простой процедуры, предшествующей путешествию над рокочущим потоком, дались мне нелегко. Не говорю уже о том, какие мысли приходили в голову. Невеселые мысли. Однако все обошлось благополучно. Перебирая руками трос, я достиг противоположного берега. Там меня ждал красноармеец с лошадьми. Он с испугом, а потом с удивлением посмотрел на меня.
— Думал, не вернетесь. Хотел уже в город возвращаться за подмогой.
Вот так приходилось выступать с неравными силами против жестокого врага.
Через короткое время преступники были найдены и понесли заслуженное наказание.
* * *Выше я подчеркивал убежденность в правоте нашего дела, которая рождалась от соприкосновения с врагом. Только когда видишь его, раскрываешь черный мир измены, предательства, становится ясной необходимость очищения нового общества от смертельно жалящих паразитов. Именно этой необходимостью была продиктована посылка отряда в Бурчмуллу для ареста убийц председателя коммуны. Революционная власть не могла оставить без возмездия покушение на своего представителя, а следовательно, и на власть.
А таких покушений было немало. Враги иногда открыто, иногда тайно наносили удары. Выстрел в красного агитатора, поджог сельсовета, нападение на делегатов съезда — все это разновидности террора, применяемого контрреволюционными элементами. В кишлаках, расположенных вдали от городов, баи свергали Советскую власть с помощью басмачей. День-два царствовал какой-нибудь курбаши, обирал дехкан, глумился над активистами. Потом его прогоняли бойцы ЧОН — частей особого назначения, краснопалочники или дружинники из рабочих поселков. Покушения на революционную власть носили самый различный характер — от саботажа, грабежа народного добра до контрреволюционных заговоров.
Тайных организаций белогвардейского толка в Туркестане было несколько. Одна из них — ТВО (Туркестанская Военная Организация) была связана с иностранными правительствами и по их указке и с их помощью готовила переворот в Ташкенте. Для руководства действиями заговорщиков прибыли агенты американской, английской, французской и немецкой разведок. К моменту восстания приурочивалось наступление английских войск в Закаспии. Пробравшийся на пост военного комиссара республики, бывший прапорщик Осипов был назначен штабом ТВО командующим мятежными силами. Восстание в Ташкенте намечалось на весну 1919 г., но провал группы заговорщиков и выход ЧК на след тайной организации заставили Осипова начать мятеж раньше, а именно — в январе. Это был один из страшных ударов в спину революции. Мятежникам удалось захватить большую часть города, подчинить себе почту, телеграф, банк, разгромить все правительственные учреждения. Белогвардейцы залили кровью улицы города, расстреляли стойких сынов революции — четырнадцать ташкентских комиссаров.
Началось наступление на мятежников. В короткий срок рабочие под руководством коммунистов смяли и разгромили белогвардейскую банду. Сам Осипов с группой офицеров бежал в сторону Чимкента, но встретил там красный отряд, свернул в горы и ушел в Ферганскую долину. Дальнейшую свою судьбу Осипов связал с басмаческим главарем Мадамин-беком и эмиром бухарским.
Расследование причин мятежа, выявление участников заговора, установление связей ТВО с иностранной разведкой требовали от чекистов немалых усилий. Главная трудность заключалась в том, что заговорщики бежали и находились вне досягаемости карательных органов. Надо было вернуть их в Ташкент, предать трибуналу. Полномочный представитель ЦИК РСФСР при эмире бухарском потребовал от имени Советского правительства выдворения из Бухары и выдачи судебным органам Осипова и его сообщников. Эмир упорно затягивал решение этого вопроса. Правитель Бухары не только симпатизировал мятежникам, но предполагал использовать их как военные кадры в будущих провокациях против Советской России, Однако после неоднократных и настоятельных требований ЦИКа эмир выдал группу офицеров, а Осипова переправил за границу и этим оградил опасного врага социалистической республики от суда народа.
