Николай Коротеев - Искатель. 1963. Выпуск №5
— Свобода личности — основа счастья человека.
— Свобода от чего, Альфонсо? От чести, от совести, от законов, от долга перед родиной?
— От клетки вашей железной дисциплины. Хотя бы. У вас, коммунистов, устав строже монастырского. Обобществление тоже, говорят…
— Ну-ну…
— Вы можете не говорить мне всей правды, а другие говорят, что…
— Кто говорит? Это тоже важно, Альфонсо. А железная дисциплина нужна. Это не угнетение, а признание прав других. Представьте себе, что планете Земля захотелось бы переселиться в какую-нибудь другую систему без ведома и согласия всех остальных планет. Взяла бы она и улетела. А равновесие было бы нарушено во всей солнечной системе. Да вы вот так и поступили, уехав на отдых в Лериду.
— Мне шах и мат. — Альфонсо поднялся с травы и сладко потянулся. — А ведь весна, Педро! Настоящая, цветущая…
— Да. Теперь легче маскироваться. А для танков еще плоховато. Кое-где настоящие болота появились. Залетишь в такое…
— Ведь полагается же вам увольнительная, Педро! Поехали бы в Лериду, погуляли, а? Девчонки есть хорошенькие. Нельзя?
Педро молчал.
Ехидно усмехнувшись, Альфонсо потрепал его по плечу.
— Вот видите… А они бы с вами и задаром повеселились. Русский.
— Эх, Альфонсо, хороший вы парень. Обижать не хочется.
— Говорите. На правду я не обижусь, Педро.
— Я себя не на помойке нашел, чтобы валяться с каждой.
Тень промелькнула по красивому лицу Альфонсо, но он сдержался.
— Крепко сказано, русо.
— Я сказал то, что думал.
— Но ведь вы многое теряете, Педро. — Альфонсо постарался улыбнуться. Он встал боком к советнику.
— Я не стану богаче оттого, что приобрету…
Альфонсо резко повернулся к Педро, и тот увидел его застывшее лицо и подрагивающие ноздри.
— Русо!
Педро заметил:
— А какое отношение к вам имеет то, что я сказал?
Альфонсо зачем-то поправил болтавшийся у пояса арсенал.
— Мне показалось, что вы презрительно посмотрели на меня, русо.
— Это не так.
— Вы горды как гранд, русо… — И, окончательно оправившись от неловкости, Альфонсо сказал: — Действительно, ссориться из-за… двум мужчинам — смешно.
— Конечно.
Педро увидел, что к ним спешит комиссар танкового батальона. У Антонио, видимо, были какие-то важные новости: так быстро он поднимался по склону холма. Обычно неприметная суховатая фигурка Антонио двигалась неторопливо: во время октябрьских событий тридцать четвертого года в тюрьме ему отбили легкие.
— К нам переброшена дивизия Листера! — задыхаясь, выпалил Антонио.
Новость была так неожиданна и так долгожданна, что Педро не выдержал:
— Это правда?
— Он в Каспе.
— Ну, теперь-то мы, наконец, начнем драться!
Альфонсо, уперев руки в бока, неожиданно расхохотался.
— Шах, коммунисты объявили шах Аскасо!
— Черт бы побрал твоего Аскасо! — взорвался Антонио. — Он достаточно изнывал от безделья, пока дивизия Листера месяц стояла под бомбежкой в Брунете.
— У нас нет танков и самолетов, — возразил Альфонсо.
— Я не знаю, против кого сражались бы танки, будь они у Аскасо!
— Это очередные коммунистические штучки!
— Я не сомневаюсь в тебе, Альфонсо, — немного спокойнее сказал Антонио. — Но черт бы побрал твоего Аскасо!
— А я уверен, что Аскасо еще покажет себя как полководец. Он не задаром сохранил наши силы.
— Заплатив за это кровью других!
— Арагонская анархистская милиция не может защитить всю Испанию, — ответил Альфонсо. — Вы не посмеете обвинить нас в трусости.
Антонио и Альфонсо стояли друг против друга. Педро протиснулся между ними.
— Послушайте, — негромко и спокойно сказал он. — Не всякая квочка, садясь в гнездо, снесется. Поживем — увидим. Никто из нас троих не сомневается в личной храбрости друг друга, а что касается всего остального, то…
Не дослушав, Альфонсо резко повернулся и ушел. Идти вниз было неудобно, он подпрыгивал, и арсенал у его пояса смешно брякал.
— Как тебе не надоест часами разговаривать с этим индюком? — спросил Антонио. — Может быть, он отличный шахматист?
— Он просто неудачно покрашен, — ответил Педро.
— А настоящий его цвет? — покосился Антонио.
— Наш.
Командный пункт танкового батальона разместился на северном склоне холма, за виноградником. Подрезанные лозы выпустили уже по два-три листочка, и нежно-зеленые усики упруго колебались на ветру. Паровала земля. Дальние ряды корявых виноградных стволов виделись сквозь дрожащий воздух. А близкие отроги гор, казалось, таяли в солнечном мареве.
И столько света и простора было вокруг, что резало глаза.
Они вошли в штабную палатку. Длинная фигура Хезуса склонилась над картой. Когда глаза пообвыкли, Педро заметил, что ткань парусины пронизана солнцем и местами отливает радугой.
— Поздравляю! — сказал Педро.
— Спасибо…
— Что случилось, Хезус?
— Звонили из штаба бригады, — Хезус разогнулся, выпрямился. Взгляд его больших глаз был грустен. Пожалуй, так же грустен, как тогда, ранней весной, когда они оставили деревню, только что отбитую у франкистов, и потом целый день ехали молча, и все что-то не ладилось, и всем было не по себе. — Тебя просили прибыть в штаб. Всех советников, что приехали с полгода назад. И тебя.
Педро хлопнул ладонью по столу.
— Никуда я не поеду! Нашли время, когда отзывать меня в штаб! Надо же, а? Хезус, что ты сказал? Антонио, ты только подумай! Уехать теперь, когда явно готовится наступление?
— Я не думал, Педро, что ты в душе анархист, — грустно улыбнулся Хезус. — Ты же сам учил: приказы не обсуждаются, а выполняются.
Педро уехал, уговорив Хезуса и Антонио не прощаться с ним. Он даже не дождался обеда, который решили дать в его честь. Педро почувствовал, что Хезус и Антонио обиделись на него за это.
* * *Через две недели ночью он отыскал расположение батальона, забрался в палатку командира и растолкал спящего Хезуса. Тот с таким азартом хлопнул советника ладонью по спине, что у Педро дух захватило.
— Да, Педро, — выпив кружку вина, сказал Хезус. — Твой путь обратно был почти на сто километров короче. Нас крепко прижали. Началось генеральное наступление франкистов.
— Анархисты сделали свое дело, — заметил Антонио. — Они так берегли себя, что дали фашистам разбить нас под Теруэлем, потом здесь, в Арагоне, под Бельчите, и в конце концов Аскасо, захватив награбленное испанское добро, бежал во Францию. Отличный финал!
— Я был в Барселоне, когда там состоялась манифестация, — заговорил Педро. — Площадь Каталония была запружена рабочими. Они требовали одного — сражаться! У дворца Педральвес толпа подняла такой шум, что министры почувствовали себя вроде того, как министры Временного, когда взяли Зимний. Они испугались народа. Они увидели, что народ и не собирается сдаваться и идет за коммунистами. Манифестанты выбрали комиссию, в которую вошли представители организаций, намеренных не прекращать борьбу против установления фашизма в Испании. От коммунистической партии в комиссию вошла Долорес Ибаррури. Премьер заверил народ, что он будет продолжать борьбу до последней возможности. В общем капитулянты провалились. А потом…
