Марк Твен - Вильсон Мякинная голова
Судья Дрисколль вышелъ въ отставку и удалился въ 1850 г. отъ всякой профессіональной дѣятельности. Съ тѣхъ поръ онъ уже три года жилъ, какъ говорится, на покоѣ. Онъ состоялъ предсѣдателемъ общества «Свободомыслящихъ», другимъ членомъ котораго былъ Вильсонъ Мякинная Голова. Еженедѣльныя засѣданія этого общества главнымъ образомъ и скрашивали теперь жизнь престарѣлаго юриста. Мякинная Голова, несмотря на ревностныя усилія выкарабкаться наверхъ, все еще обрѣтался на нижнихъ ступеняхъ лѣстницы общественнаго благополучія. Его удерживала въ этихъ темныхъ низинахъ репутація, сложившаяся подъ вліяніемъ злополучнаго соображенія, которое онъ высказалъ за двадцать три года передъ тѣмъ по поводу надоѣдливой собаки. Судья Дрисколль, искренно подружившись съ Вильсономъ, утверждалъ, что Мякинная Голова обладаетъ далеко не дюжиннымъ умомъ. Заявленіе это было признано на Даусоновой пристани величайшею изъ эксцентричностей достопочтеннаго судьи, а потому нимало не повліяло на общественное мнѣніе. Въ сущности, впрочемъ, это была лишь одна изъ причинъ, обусловившихъ безуспѣшность попытки вызвать означенное измѣненіе и при томъ далеко не самая вѣская и внушительная. Еслибъ судья ограничился только голословнымъ заявленіемъ, что Вильсонъ на самомъ дѣлѣ умный человѣкъ, то его слова произвели бы, пожалуй, желанное дѣйствіе. Ошибка вызвана была въ данномъ случаѣ желаніемъ судьи фактически доказать справедливость своего заявленія. Необходимо замѣтить, что Вильсонъ въ продолженіе уже нѣсколькихъ лѣтъ работалъ для собственнаго своего удовольствія надъ составленіемъ юмористическаго календаря, гдѣ каждое число снабжено было замѣткой философскаго характера, излагавшейся обыкновенно въ иронической формѣ. Судья находилъ эти фантастическія замѣтки и юмористическія выходки Вильсона очень изящными и остроумными. Самъ авторъ не предполагалъ обнародовать календаря во всеобщее свѣдѣніе, но судья, захвативъ съ собою нѣсколько листковъ, вздумалъ однажды прогуляться съ ними по городу и прочесть ихъ нѣкоторымъ изъ самыхъ именитыхъ горожанъ. Оказалось, однако, что ихъ пониманіе не было приспособлено къ ироніи и что таковая лежала внѣ сферы ихъ умственнаго зрѣнія. Разсужденія и соображенія, имѣвшія характеръ остроумной шутки, приняты были мѣстными патриціями за чистую монету. Даусонова пристань рѣшила безъ всякихъ колебаній, что еслибъ у нея даже и возникли какія-нибудь сомнѣнія касательно мякинноголовости Давидушки Вильсона, которыхъ на самомъ дѣлѣ и не было, то знакомство съ его календаремъ немедленно разсѣяло бы ихъ безповоротно. Такъ, впрочемъ, и всегда бываетъ на свѣтѣ. Врагъ не можетъ вполнѣ погубить человѣка. Для того, чтобы довершить чью-либо гибель и сдѣлать ее окончательной, необходимо вмѣшательство искренне-доброжелательнаго друга.
Судьѣ Дрисколлю позволительно было признавать себя свободнымъ мыслителемъ, не утрачивая общественнаго своего положенія. Дѣло въ томъ, что онъ, въ качествѣ именитѣйшаго изъ городскихъ патриціевъ, могъ идти собственными своими путями и руководствоваться личными своими соображеніями. Другому члену того же клуба предоставлялась подобная же свобода, въ виду того, что онъ являлся въ общественномъ мнѣніи круглымъ нулемъ, мыслямъ и поступкамъ котораго никто не придавалъ значенія. Сограждане его любили и довольно радушно принимали у себя, но считали его просто-на-просто нулемъ, на который не стоило обращать ни малѣйшаго вниманія.
Вдова Куперъ, которую всѣ въ городѣ звали ласкательнымъ именемъ тетушки Патси, жила въ чистенькомъ, хорошенькомъ домикѣ со своею девятнадцатилѣтней дочерью Ровеной. Эта очень хорошенькая, романтически настроенная и, вообще говоря, очень милая дѣвушка не имѣетъ, впрочемъ, для нашей повѣети никакого значенія. Двое братьевъ Ровены, оказывавшіеся еще моложе сестры, точно также насъ вовсе не интересуютъ. У вдовушки имѣлась большая свободная комната, которая отдавалась въ наемъ съ полнымъ содержаніемъ одинокому жильцу, если удавалось отыскать такового. Въ данную минуту, однако, къ величайшему прискорбію вдовушки, комната эта стояла уже цѣлый годъ пустою. Ежегодныхъ доходовъ тетушки Патси едва-едва хватало на содержаніе семьи, а потому деньги, получавшіяся съ жильца, являлись желанною прибавкой, дозволявшей внести въ домашнюю жизнь легонькій оттѣнокъ роскоши. Наконецъ, въ одинъ изъ знойныхъ іюльскихъ дней вдовушка почувствовала себя счастливой. Долгое томительное ея ожиданіе благополучно закончилось. На ея объявленіе, печатавшееся цѣлый годъ въ газетахъ, послѣдовалъ, наконецъ, отвѣтъ, и при томъ не отъ какого-нибудь провинціала съ Даусоновой пристани, нѣтъ! Письмо было получено съ сѣвера, гдѣ раскидывался въ туманной дали невѣдомый большой свѣтъ. На конвертѣ красовался штемпель Сенъ-Луискаго почтамта. Сидя на крыльцѣ своего дома, вдовушка какъ будто глядѣла на сверкавшія въ солнечныхъ лучахъ серебристыя волны могучаго Миссисипи, но въ самомъ дѣлѣ не видѣла ихъ, такъ какъ голова ея была слишкомъ занята радостными мечтами. Дѣйствительно, на долю тетушки Патси выпало необычайное счастье. Вмѣсто одного жильца у нея должны были поселиться двое.
Она прочла уже письмо своимъ дѣтямъ, и Ровена, подпрыгивая отъ восторга, отправилась наверхъ присмотрѣть за тѣмъ, какъ невольница Нанси убираетъ и провѣтриваетъ комнату, предназначавшуюся для жильцовъ. Оба ея брата бѣгали тѣмъ временемъ по всему городу, дабы извѣстить населеніе о предстоящемъ важномъ событіи. Оно способно было заинтересовать всѣхъ вообще гражданъ, а потому, если бы ихъ не увѣдомили заранѣе, то они не только бы изумились, но могли бы сверхъ того вломиться въ амбицію. Ровена, вся раскраснѣвшись отъ радостнаго возбужденія, вернулась къ своей мамашѣ и попросила дозволенія вторично прочесть письмо. Оно заключалось въ слѣдующемъ:
«Милостивѣйшая государыня, мы съ братомъ случайно прочли ваше объявленіе и просимъ васъ оставить предлагаемую вами комнату за нами. Мы — близнецы, достигшіе уже двадцатичетырехъ-лѣтняго возраста. Будучи итальянцами по происхожденію, мы жили въ различныхъ европейскихъ государствахъ, а послѣднія нѣсколько лѣтъ провели въ Сѣверо-Американскихъ Штатахъ. Зовутъ насъ Луиджи и Анджело Капелли. Вы желали имѣть всего только одного жальца, но, милостивѣйшая государыня, если вы, удостоите взять съ насъ двойную плату, то мы, надѣюсь, не причинимъ вамъ особаго безпокойства. Мы къ вамъ прибудемъ, съ вашего дозволенія, въ четвергъ».
— Итальянцы! Какъ это романтично! — вскричала Ровена. — Подумай только, мамаша, что здѣсь въ городѣ никогда еще до сихъ поръ не видѣли итальянцевъ! Каждому будетъ смертельно хотѣться на нихъ посмотрѣть, а между тѣмъ итальянцы эти окажутся нашими собственными. Подумай только объ этомъ!
