Богдан Сушинский - Черный легион
— Ов-ва, — подняла голову Сардони. — Это другой разговор.
— Единственное, что от вас потребуется: попытайтесь убедить Скорцени, что похищение папы римского не в интересах Германии. Нам уже известно о его подготовке, и если фюрер не отступится от своего замысла, пропагандистская буря антигитлеровской коалиции, всей клерикальной прессы мира окажется такой, что ему придется сотни раз проклинать себя за столь непродуманный шаг.
— Это уж точно.
Пусть Скорцени поймет это сам. И попытается повлиять на руководство. Нам известно, что в таких вопросах к его мнению прислушивается даже фюрер. Который в последнее время не прислушивается не только к мнению ближайшего окружения, но и к… своему собственному.
72
Заметив Марию-Викторию на ограде, архитектор Кардья-ни умело метнул легкую веревочную лесенку, которую до этого нес под мышкой, и помог девушке спуститься на землю.
— Вам не кажется диким, что мне приходится пробираться на вашу собственную виллу таким вот пиратским способом? — ядовито поинтересовалась Сардони.
— Мне слишком многое в этом мире кажется диким, княгиня Сардони.
— Мой титул известен уже даже вам?
Прежде чем ответить, Кардьяни осмотрелся. Он и сам чувствовал себя бродягой, пробравшимся в чужой сад.
— Он известен мне давно. Правда…
— И вы скрывали это, — осуждающе взглянула на него Сардони.
— А вы? — пауза, наступившая после его копьевого вопроса, внесла в их отношения струю примиряющей многотерпи-мости. — Не будем об этом. Главное, что вы здесь. Я сделал все возможное, чтобы придать вашему визиту, — бросил взгляд на ограду, — более-менее цивилизованные формы.
— Допустим. Что здесь происходит?
— Ворота охраняются человеком Скорцени. Ни штурм-баннфюреру, ни тем более фройлен Фройнштаг не хочется видеть вас больше в стенах Карпаро. Которые они, кстати, уже на рассвете намерены покинуть.
— Значит, я вовремя? Уже неплохо.
— Вам не следовало возвращаться сюда, Катарина. — Кар-дьяни туже свернул лесенку и сунул ее в тайник под небольшим валуном.
— Отныне вам удобнее будет называть меня настоящим именем.
— Но вы в самом деле княгиня? Или титул тоже элемент вашей прежней легенды разведчицы?
— Мария-Виктория, княгиня Сардони. Мой родовой титул и мое родительское имя. Я должна поклясться в правдивости своих слов?
— Быть бы уверенным в них раньше…
Мария-Виктория удивленно взглянула на Кардьяни. Но он так и не объяснил, что бы последовало, если бы твердо знал, с кем на самом деле свела его судьба разведчика.
Серая пелена накатившегося с моря тумана давно скрыла солнце и теперь постепенно превращалась в вечерние сумерки — тихие, влажновато-теплые, умиротворяющие.
Кардьяни и княгиня прошли по тропинке, извивающейся между оградой и цепочкой густых кустарников, и вскоре оказались у черного входа дома архитектора. Вилла-замок, в котором находился со своими коммандос Отто Скорцени, уже светился первыми едва заметными огнями. Из-за того, что он был отделен от них кронами высоких деревьев, замок казался далеким и стоящим как бы на возвышенности.
— Может, есть смысл сразу же пойти туда? — робко спросила Мария-Виктория.
— Зачем зря терять время?
— Терять время. А то, что вы вообще можете оказаться вне времени, вас не волнует?
— Риск, конечно, есть.
— Унтерштурмфюрер Фройнштаг поклялась пристрелить вас при первой же возможности.
— Это она вам клялась? — недоверчиво фыркнула Мария-Виктория.
— Почему мне? Скорцени, я так предполагаю. Вообще-то вы, княгиня, влипли в крайне неприятную историю. Скорце-ни вряд ли пожелает, чтобы о вашем визите стало известно Фройнштаг и остальным его людям.
— Прекратите, синьор Кардьяни. Лучше объясните, как собираетесь организовать встречу с этим исполосованным шрамами Дракулой.
— Позвоню по телефону — только и всего. Вечер начнется для него с приятного сюрприза
— А почему вы решили, что он не может быть действительно приятным? — мстительно спросила княгиня.
73
Скорцени появился минут через десять. Мария-Виктория ждала его, сидя в глубоком кресле у давно не знавшего пламени камина.
Когда штурмбаннфюрер вошел, она даже не подняла головы. Это только казалось, что камин чернел своим давно остывшим зевом. На самом деле там полыхал огонь, видимый только для Марии-Виктории и согревавший только ее.
— Вы все же решились вернуться сюда? — жестко спросил Скорцени, останавливаясь за спинкой свободного кресла, развернутого так, чтобы он мог сидеть в нем лицом к лицу с девушкой. — С какой миссией?
— Вежливые люди обычно начинают разговор с вежливого приветствия. Я понимаю, что в казармах СС таким тонкостям не обучают.
Скорцени озадаченно взглянул на Марию-Викторию. Она явно чувствовала себя хозяйкой положения. Хотел бы он знать, что дает ей такое право и такую уверенность.
— Тысячу поцелуев, синьора! — тем же фельдфебельским тоном изрек Скорцени, буквально захлебнувшись собственной вежливостью. — Позвать слугу, приказать принести вина?
В ту же минуту дверь едва слышно отворилась и на пороге появилась служанка Кардьяни — бойкая грудастая тридцатилетняя корсиканка, с которой Мария-Виктория познакомилась еще во время работы у архитектора. Она несла поднос, на котором стояли кувшин с вином и два бокала.
За тем, как она ставит их на столик между креслами, Скорцени следил почти затаив дыхание, будто на его глазах совершалось какое-то таинство.
— Спасибо за гостеприимство, дорогой штурмбаннфюрер, — язвительно улыбнулась княгиня. — Танцовщиц приглашать не надо. Флейтистов тоже.
— Но я и не заказывал это вино, — простодушно признался Скорцени. — Она явилась сюда, словно по заклинанию.
— Вот это вы могли бы и скрыть от меня, — продолжала в том же духе Мария-Виктория, — коль уж у вас не хватило фантазии заказать ради нашей встречи даже кувшинчик вина. Ладно, не тушуйтесь. Разговор у нас будет деловой и предельно короткий.
Все тем же околдованным взглядом Скорцени провел несколько подзадержавшуюся корсиканку (она ждала дальнейших приказаний) до двери, решительно сел за столик и принялся наполнять бокалы красным, возможно, тоже корсиканским, вином.
— Явиться сюда, Катарина, вы могли только окончательно потеряв чувство самосохранения. Хотя это единственное чувство, к которому никогда не стоит относиться легкомысленно.
Френч Скорцени был расстегнут. Ворот рубахи тоже. Узел галстука съехал набок. Сардони так и подмывало приподняться и самой привести его мундир в надлежащий, истинно немецкий порядок.
