Сергей Наумов - Искатель. 1979. Выпуск №3
ГОНДА
Обманув пограничников, Гонда долго кружил по болотцам, находя одному ему известные подводные тропки. Но он понимал — пограничники вернутся. Пора использовать запасной вариант, о котором Гонда умолчал в кабинете Веттинга. Для этого нужно было дождаться темноты и проникнуть на развалины замка. В запасе минимум два часа. День клонится к закату. Козырной не верил в засаду. Развалины на виду, и только дурак решится лезть в западню. Да и обшарили пограничники все вокруг. Развалины — тыл границы. И все же нужно быть осторожным, не выдать себя движением. Если на башне наблюдатель, он рано или поздно обнаружит его. Значит, по-пластунски от дерева к дереву. И на ближних подступах ждать сумерек. Поспешность может все погубить.
— Гут, — сказал он себе по-немецки и вдруг подумал, что еще вчера ему показалась бы нелепой даже мысль о том, что он будет утюжить животом эту ненавистную ему землю.
По тому, как дрожали пальцы, Гонда понял, что смертельно устал. Он пошарил в карманах и достал таблетки, завернутые в целлофан. «Они придадут вам бодрости и восстановят силы», — вспомнил Гонда наставления Веттинга.
— Сволочи, — пробормотал Козырной и тяжело, лег на густо растущую осоку.
У него было состояние полной безысходности. Хотелось вот так лежать, лежать, не поднимая головы, не вслушиваясь в шорохи и шумы близкого леса.
«Бойтесь абулии больше пограничников — она порождает апатию». А ведь верно. Немец прав. Мне сейчас все равно, что будет через час, через сутки. И только инстинкт самосохранения пока еще срабатывает. Ему вспомнилась одна из ночей большого города Франкфурта-на-Майне. Его и еще одного слушателя разведшколы послали «пообщаться» с туристами из Советского Союза. Туристы прибывали поздно вечером из Мюнхена на автобусе.
Гонда и Стрелец (под такой кличкой значился другой агент) долго кружили вокруг гостиницы, где остановились туристы. Они уже потеряли всякую надежду, когда в полночь из гостиницы вышли двое «советских» — парень в джинсовом костюме и широкоплечий, спортивного вида мужчина лет пятидесяти.
Франкфурт, этот «маленький Париж», как его любят называть немцы, засыпал рано, и двое русских шагали по пустынным улицам, залитым светом рекламы, останавливаясь у освещенных витрин, о чем-то оживленно переговариваясь… Гонда вышел из темного переулка с единственной целью, — напугать этих не в меру смелых путешественников. И ошибся…
Оба русских спокойно обошли их с разных сторон, словно и Гонда и Стрелец были дорожными указателями. И тогда Стрелец крикнул им вслед по-русски:
— Эй, земляки, хотим поговорить.
Оба «советских» остановились, несколько, быть может, удивленные тем, что их окликнули, да еще по-русски.
— Вы из Москвы? — спросил Стрелец…
— Из Москвы, — ответил тот, что был постарше. — А вы откуда?
— Мы?… Я — с Урала, а вот он — с Кубани…
— И живете в Западной Германии, — улыбнулся парень в джинсовом костюме.
— Да. Так вот случилось, — пробормотал Стрелец… — Поговорить захотелось, знаете ли, на родном языке.
— Понятно, — сказал тот, что, постарше, — и о чем же мы будем с вами говорить?
И Стрельца вдруг понесло.
— Я вот хочу на родину вернуться… Как это лучше сделать?
— Обратитесь в советское посольство, — ответил пожилой, — как все, кто хочет вернуться. Вам помогут…
— А КГБ?… — ляпнул Стрелец.
— Тогда возвращаться не стоит, — усмехнулся пожилой.
— Вы воевали? — спросил Гонда.
— Воевал, — разглядывая Стрельца, сказал пожилой, — с первого и до последнего дня…
И, не прощаясь, двое русских повернулись к ним спиной и не спеша зашагали к центру залитого светом огромного города.
— Вот теперь они какие… — растерянно произнес Стрелец.
Гонда зло усмехнулся.
— Домой захотелось? Они тебе построят дом с нарами на вечной мерзлоте.
— Что ты, что ты… — бормотнул агент, — мы тут, как галушки в сметане.
— Смотри из макитры не выпади. Подбирать с полу не станут.
Где он теперь, «маленький Париж», город Франкфурт-на-Майне? Вспомнилось же такое. Мюнхен вот не возник, а ведь он прожил в нем без малого пятнадцать лет.
КСЕНИЯ СТРИЖЕНАЯ
Колесов оторвался от бинокля.
— Зря мы здесь загораем. Нарушитель сюда не сунется, он сейчас другую дорожку ищет — за нашу КСП…
Ксения Алексеевна промолчала. Она думала о муже. Вот здесь, под этим разбитым козырьком, лежал Павел Стриженой и короткими очередями из ручного пулемета сдерживал балду. Лучшей позиции придумать было невозможно. Автомат Ивы Недозора и «Дегтярев» Павла держали на мушке подступы к границе.
В жизни человека бывают часы, когда прожитое как бы концентрируется, сжимается в короткие, как вспышки, мгновения. Они, эти мгновения, озаряют прошлое, дни и годы обыкновенного существования или даже войны. Павел прошел войну, а погиб здесь в осенний ночной час, и его наган с серебряной пластинкой холодит сейчас ей руку.
О чем он думал в те минуты, когда нажимал на спусковой крючок пулемета? У него не было времени для боли, для угрызения, для печали. Может быть, он думал о том, что хотелось прожить — ведь для него, веселого отзывчивого человека, сорок лет было только полднем жизни.
Познакомились они в предвоенный год. Ксения кончала консерваторию по классу фортепьяно. Тогда много выступали я парках, на открытых эстрадах. Она играла шопеновские ноктюрны. После концерта к окруженной подругами Ксении решительно подошел смуглый кареглазый — военный с двумя кубиками в петлицах. Он попросил уделить ему минуту времени.
Она чувствовала его молчаливый восторг и неуловимую робость перед ней.
— Вы хотите пригласить меня в кино? — игриво спросила Она.
— Куда хотите, — мягко и растерянно сказал он.
— А вы хитрый… — кокетливо заметила Ксения, оглядываясь на подруг.
— Не очень… А вот вы…
И он заговорил о музыке. Он заговорил о ней, как о своей неосуществимой мечте. И спустя много лет Ксения помнила этот удивительно страстный монолог, прерываемый лишь доверительным прикосновением к ее руке, в поисках, может быть, вдохновения.
Он открылся как самому близкому человеку. Ее поначалу огорошила такая откровенность и прямота, потом она поняла, что человек этот весь соткан из чистых, благородных помыслов, что он естествен и бесхитростен в каждом своем порыве.
Они встретились в следующую субботу и пошли в кино. Потом посидели в кафе, выбрались за город, бродили по лесу и вернулись в Москву поздно. Они дружили по-юношески светло и чисто. И уехали в Среднюю Азию, на границу, к месту службы Павла. А затем война, рождение Андрейки…
