Остин Райт - Островитяния. Том первый
Дорна была ослепительна, и, глядя на нее, я не мог налюбоваться, хотя и испытывал некоторую неловкость: вид в бриджах у нее был несколько неуклюжий, а потом, я не привык к ее ногам без юбки, к тому, как тесно облегает одежда ее бедра, к тому, что на ней — одна лишь тонкая блузка. Не могу сказать, чтобы она особенно нравилась мне такой. Выбившийся кончик косы топорщился хохолком, как у индейца, ступившего на тропу войны, и смотреть на нее, сохраняя серьезность, было абсолютно невозможно. Я, пожалуй, и хотел бы быть серьезным, но Дорна желала веселиться.
— Сегодня идеальная погода для посадок! — заявила она, обходя сад и присматривая место. То и дело она становилась на колени, отворачивала пласт влажной земли, и я тоже наклонялся, вдыхая влажный, густой запах.
Как мы дурачились! Какие поводы для веселья не придумывали! Я буквально задыхался от смеха, слушая, как Дорна произносит английские слова, — не с тем, чтобы поиздеваться над ними или же моим произношением; нет, она просто смаковала их, произнося на неведомый лад и тем потешая нас обоих. «Алиссум! Ах, милый Уильюм!» (надо учесть, что ни одно слово в островитянском не оканчивается на «ум»). «Армерия! Арабис!» Каждый звук, будь то гласный или согласный, она произносила мелодично и отчетливо. Наконец, встав на колени, чтобы рыхлить землю, сказала:
— Уильюм — явно мужское имя! А какие у вас еще имена?
Я назвал несколько имен, чтобы услышать, как она станет выговаривать их.
— Артюр! Ри-ича-ард! Ди-ик! Джо-зеф! (А не Джозиф).
Потом она стала на разные лады произносить мое имя. Тут появились сначала «Дзан», потом «Джан», но в отличие от других оно никак не давалось ей, хотя было видно, что она старается.
— Давайте посадим алиссум здесь! Алис-сум! — она немного протянула конечное «ум», и мне захотелось поцеловать ее старательно сомкнутые губы.
Дорна встала. Я держал в руке пакетик с яркой картинкой, изображавшей цветок в идеале, и руководством, напечатанном тонким шрифтом под ней. Дорна подошла и встала рядом. Солнце лило на нас потоки горячих лучей. Пахло землей, и еще я ощущал запах, идущий от Дорны. Колени и руки были выпачканы землей. В одной руке она держала облепленные глиной вилы. Она попросила меня прочесть английскую инструкцию, сама заглядывая мне через плечо. Стоило кому-то из нас пошевельнуться — и мы коснулись бы друг друга. Я набрал воздуху и начал медленно и торжественно, словно читал стихи. Дорна наклонилась, чтобы следить по тексту, и я почувствовал легкое, но вполне явственное прикосновение ее руки и ее дыхание.
— Что тут написано? — тихо спросила она.
Я перевел.
Дорна подняла на меня глаза. Взгляд их был пристален и сосредоточен. На чем? На словах чужого языка?
— Можно я возьму? — почти прошептала она. Я дал ей листок. Руки у нас обоих двигались неуверенно, неловко, словно ощупью, в темноте.
Дорна взглянула на дом, повернулась, отошла и, снова встав на колени, стала сажать семена. Я глядел сверху на неловко завязанную на голове косу, сбившуюся набок.
— Мой дарсо должен распуститься дня через четыре или пять, — сказала Дорна.
— Это тот, что Сомсы прислали вам из Лорийского леса?
Она указала вилами на мощный пучок длинных узких листьев, из которого поднимались высокие стебли с продолговатыми бутонами.
— Вы успеете увидеть? — спросила Дорна. Мы ни разу не заговаривали о том, как надолго я приехал. — Сколько вы собираетесь у нас пробыть?
— Я должен вернуться в Город шестнадцатого октября.
— Тогда вы точно увидите мой дарсо. Он такой красивый!
Она казалась довольной, а я — я был счастлив, глядя на ее руки, влажные, в земле, быстро и ловко рыхлящие землю и разбрасывающие семена.
Почему вдруг именно тогда я решил сказать Дорне о приглашении Наттаны? В ту минуту у меня не было ни малейшего желания ехать к Хисам. Я сказал, когда получил приглашение и что согласился, не взвесив все хорошенько, думая, что у меня будет больше времени.
— Значит, они вас ждут? — спросила Дорна тоном друга, намеревающегося дать совет.
— Я не сказал, что не приеду.
— Она сама приглашала вас?
— Она сказала, что они все хотят меня видеть. Мы несколько раз писали друг другу.
Я не сказал, хотя и был соблазн, что Наттана прислала письмо первой.
— Как вы думаете: это она приглашала вас с их согласия, или просто они передали приглашение через нее?
Я не решился сказать, что действительно думаю, чтобы отвести подозрение от Наттаны, но Дорна и не дала мне ответить.
— Конечно, они сказали вам, что их дом — ваш, в марте.
— Да.
— Я не хочу, чтобы вы ехали, — тихо сказала Дорна, и мое сердце забилось, как и несколько дней назад. Снова остро захотелось высказать разом все наболевшее.
Но тут я услышал, что Дорна потихоньку напевает, на коленях передвигаясь вдоль грядки и разравнивая землю ладонью.
— Если, конечно, это может повлиять на ваше решение, — шутливо добавила она.
— Может!
Итак, решено: к Хисам я не еду.
Неожиданно Дорна рассмеялась.
Мы продолжали сеять, то сходясь, то расходясь на разные концы грядок, меж тем как солнце постепенно клонилось к западу. Песня Дорны зазвучала громче, непредсказуемая и непринужденная, как птичье пение. Когда она пела, голос ее звучал глубже, напоминая мне голос ее брата, певшего под завывания ветра, когда мы плавали вдоль побережья штата Мэн.
Вдруг Дорна встала. Я смотрел на нее снизу вверх, пока она поправляла свою импровизированную заколку и тоже глядела на меня.
— Чуть не забыла! — сказала она. — Я обещала вернуться и помочь Парне. Сегодня у Ронанов день гостей. Приедут все Парны и Корнинги. Хотите — приезжайте тоже. Они будут рады, хотя других разговоров, кроме как о последнем дожде, я вам не обещаю.
— Вы думаете, мне стоит поехать? — спросил я. Пусть последнее слово останется за ней.
— Да, — быстро сказала Дорна. — Приезжайте к ужину. Я их предупрежу.
Она никак не могла сладить с землей и попросила меня помочь. Я подошел. Дорна глядела на меня, подняв руки, беззащитная, и мне захотелось обнять ее, тихо прижаться к ней всем телом. Она покорно наклонила голову. Вытащить заколку было легко, только несколько волосков никак не хотели распутываться.
Подняв голову, Дорна взглянула на меня и вдруг потупилась.
Потом поблагодарила.
— Я останусь и закончу, если вы мне доверяете? — спросил я.
— Конечно, лучше закончить сегодня. Так вы будете у Ронанов к ужину?
Я пообещал быть, и Дорна уже повернулась, собираясь уйти.
— На вашей заколке осталось несколько волосков! — крикнул я ей вслед.
