Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)
Кавири был рад удовлетворить все просьбы человека-обезьяны, чтобы хоть немного ускорить отъезд ужасной команды. Однако оказалось, что проще пообещать гребцов, чем действительно их набрать. Когда соплеменники узнали о намерениях вождя, самые большие храбрецы, которые еще не убежали в джунгли, поспешили, не теряя времени, присоединиться к своим более робким товарищам. Поэтому, когда Кавири обернулся, намереваясь выбрать тех, на кого возложена опасная задача, он обнаружил, что, кроме него, в деревне никого не осталось.
Тарзан улыбнулся.
– Похоже, они не горят желанием нас сопровождать, – сказал он. – Но погоди, Кавири, сейчас ты увидишь, как твой народ соберется вокруг тебя.
С этими словами Тарзан встал и, созвав свою команду, велел Мугамби оставаться вместе с Кавири, а сам исчез в джунглях вместе с Шитой и обезьянами, которые следовали за ним по пятам.
С полчаса тишина сумрачных джунглей нарушалась лишь обычными лесными звуками, которые усугубляли порождаемое ими чувство мрачного одиночества. Кавири и Мугамби сидели вдвоем в обнесенной частоколом деревне и ждали.
Через какое-то время издалека раздался леденящий душу звук.
Мугамби узнал в нем дикий клич человека-обезьяны.
Немедленно вслед за этим с разных сторон донеслись похожие крики и визги, в которые то и дело вклинивался вой голодной пантеры.
Глава 7
Предательство
Двое дикарей, Кавири и Мугамби, лежали, припав к земле перед входом в хижину вождя, и смотрели один на другого, причем в глазах Кавири читалась плохо скрываемая тревога.
– Что это? – прошептал он.
– Это бвана Тарзан и его команда, – ответил Мугамби. – Но чем они заняты, я не знаю. Если только они не охотятся на ваших убежавших в джунгли людей.
Кавири вздрогнул и в страхе покосился в сторону зарослей.
За долгую жизнь, проведенную в диком лесу, он никогда не слышал таких страшных, ужасающих звуков.
Шум все приближался, и теперь к нему присоединились вопли испуганных женщин и детей. Впрочем, и мужчин тоже. Чудовищные крики и рев продолжались долгих минут двадцать, пока не стали раздаваться на расстоянии броска камня от частокола. Кавири вскочил, готовый убежать, но Мугамби схватил его и удержал, как велел Тарзан.
Несколько секунд спустя орда перепуганных туземцев хлынула из джунглей в деревню, где несчастные попытались найти убежище в своих хижинах. Они бежали, как испуганные овцы, а позади них, как пастухи, шли Тарзан, Шита и ужасные обезьяны Акута.
Когда Тарзан снова предстал перед Кавири, на губах у человека-обезьяны играла спокойная улыбка.
– Твои люди вернулись, брат мой, – проговорил он. – И теперь ты можешь выбрать тех, кто поедет гребцами на моей пироге.
Дрожащий от страха Кавири встал на подгибающихся ногах, призывая соплеменников выйти из хижин. Однако на его обращение никто не откликнулся.
– Скажи им, – велел Тарзан, – что, если они не придут, я пошлю за ними моих слуг.
Кавири последовал его совету, и тут же все население появилось перед хижиной вождя. У всех туземцев глаза были широко раскрыты от ужаса. Несчастные то и дело бросали косые взгляды на диких тварей, бродивших по улице деревни.
Кавири тут же назначил дюжину воинов в свиту Тарзана.
Темнокожие бедняги чуть не побелели от страха при мысли о близком соседстве с пантерой и обезьянами в совсем небольшой пироге. Но Кавири объяснил, что иного выхода у них нет и что бвана Тарзан погонится за ними со всей своей дикой командой, если они осмелятся сбежать. После этих слов гребцы мрачно побрели к реке и заняли места в лодке.
Их вождь вздохнул с облегчением, увидев, как пирога исчезла за поворотом реки.
В течение трех дней странная компания углублялась все дальше и дальше в дикую страну, лежащую по берегам почти неисследованной реки Угамби. За это время трое из двенадцати гребцов сбежали. Но Тарзана эта потеря не испугала, так как несколько обезьян в конечном итоге овладели искусством гребли.
Конечно, посуху он бы продвигался вперед гораздо быстрей. Но он считал, что на реке гораздо больше шансов сохранить его дикую команду, чем в лесу, где столько соблазнов. Дважды в день они высаживались, чтобы поохотиться и поесть, а по ночам спали на берегу или на одном из многочисленных островков, которыми изобиловала река.
Молва о страшной пироге далеко опередила их. Туземцы разбегались в панике, так что путешественникам встречались на пути только совсем обезлюдевшие деревни.
Тарзану очень хотелось поговорить с кем-нибудь из местных дикарей, живущих по берегам реки, но ему не удавалось этого сделать.
Наконец он решил отправиться дальше пешком, приказав своей команде следовать за ним в лодке. Человек-обезьяна объяснил Мугамби свой замысел и велел Акуту выполнять указания чернокожего вождя.
– Я присоединюсь к вам через несколько дней, – сказал он. – А теперь мне нужно пойти впереди вас и узнать, как обстоят дела у того очень плохого белого человека, который меня интересует.
Тарзана высадили на берег, и вскоре команда, наводящая страх на всех, потеряла его из виду.
Первые несколько деревень на его пути были пусты, что свидетельствовало о том, как быстро распространяются новости в этих краях. Но к вечеру он набрел на отдаленный поселок из крытых соломой хижин, окруженных грубым частоколом, за которым жило сотни две туземцев.
Женщины как раз готовили ужин, когда Тарзан, приемыш обезьян, уселся в кроне гигантского дерева, ветки которого в одном месте нависали над частоколом.
Он колебался, не зная, как лучше заговорить с этими людьми, чтобы, с одной стороны, не напугать их, а с другой – не дать повода проявить свойственную дикарям воинственность. Сейчас у него не было желания сражаться – перед ним стояла куда более важная задача, чем биться с каждым попавшимся ему на пути племенем.
В конце концов у него сложился план действий, и, убедившись, что его никто не видит, он издал несколько хриплых звуков, имитирующих ворчание пантеры. Все немедленно подняли голову и стали вглядываться в гущу листвы.
Уже смеркалось, и жители деревни не могли ничего различить за зеленой завесой, где прятался невидимый для них человек-обезьяна. А Тарзан, овладев их вниманием, издал резкий и еще более ужасный рев животного, которому подражал, а затем, спрыгнув на землю так, что вокруг него не шелохнулся ни один лист, обежал со скоростью антилопы вокруг частокола и оказался перед воротами.
Здесь он принялся колотить кулаками в обе их половинки, сделанные из скрепленных веревками жердей, крича туземцам на их родном языке, что он друг и просит еды и убежища на ночь.
Тарзан хорошо знал нрав чернокожих. Он знал, что рычание и рев Шиты на дереве, нависающем над деревней, произвело впечатление и их нервы на взводе. Его удары в ворота после наступления темноты должны были еще больше нагнать страха.
То, что дикари не отвечали на его крики, было неудивительно, потому что туземцы вообще боятся любых голосов, доносящихся ночью из-за ограды. Ведь это может оказаться какой-нибудь демон или призрак. Тем не менее человек-обезьяна продолжал взывать о помощи.
– Позвольте войти, друзья! – крикнул он. – Я белый, который гонится за очень плохим белым человеком, побывавшим здесь несколько дней назад. Я преследую его, чтобы наказать за то зло, которое он причинил вам и мне. Если вы сомневаетесь в моем добром к вам отношении, я готов его доказать. Я залезу на дерево, что растет у вашей деревни, и прогоню с него пантеру обратно в джунгли. Если же вы не захотите впустить меня за это в деревню и обращаться со мной как с другом, я позволю пантере остаться на дереве, и тогда она на вас нападет.
Несколько мгновений не раздавалось ни звука. Затем прозвучал старческий голос, нарушивший тишину деревенской улицы:
– Если ты действительно белый человек и наш друг, мы откроем тебе ворота и разрешим войти. Но сначала ты должен прогнать пантеру.
– Очень хорошо, – ответил Тарзан. – Слушайте, и вы станете свидетелями тому, как пантера от меня убежит.
Человек-обезьяна быстро вернулся на дерево и на этот раз, залезая на него, поднял сильный шум. В то же самое время он не забывал ужасающе рычать, как это делает пантера, чтобы люди внизу думали, будто огромная хищница все еще прячется где-то в листве.
Выбрав место чуть ли не над деревенской улицей, Тарзан изобразил подобие ожесточенной битвы, яростно тряся ветки и крича воображаемой пантере, чтобы та убиралась прочь, а то он ее убьет. При этом он перемежал свой голос с рычанием свирепого зверя.
Затем Тарзан спустился с противоположной стороны дерева и ринулся по направлению к джунглям, громко стуча по стволам деревьев, мимо которых пробегал, и по мере удаления от деревни издавал все более тихое рычание.
Через несколько минут он вернулся к воротам деревни и крикнул:
– Я прогнал пантеру! Теперь впустите меня, как обещали!
