Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)
Словно быстроногая антилопа, несся он по узкой тропе, горя желанием поскорей сообщить новость. Наконец он ворвался в родную деревню, расположенную в нескольких милях от места, где Тарзан и его команда собрались поохотиться, и направился прямо к самой большой в селении круглой хижине.
– Приехал другой белый человек! – крикнул он вождю, сидящему на корточках перед входом. – Еще один белый человек, а с ним много воинов. Они приплыли в огромной пироге, чтобы убивать и грабить, как делал тот чернобородый, который только что отбыл.
Кавири вскочил на ноги. Совсем недавно он на своей шкуре испытал, каково иметь дело с белыми, и сердце дикаря было полно горечи и ненависти. В мгновение ока деревню наполнил грохот боевых барабанов, призывающий охотников возвратиться из леса и земледельцев прийти с полей.
На воду спустили семь больших боевых пирог, в которых сидели устрашающе раскрашенные воины в головных уборах из перьев. Эти ощетинившиеся копьями лодки бесшумно скользили по реке, подгоняемые ударами весел, которыми гребли сильные дикари с огромными буграми мышц под глянцевой кожей цвета черного дерева.
Тамтамы теперь смолкли, и рев туземных рогов тоже стих, потому что Кавири был опытным воином и не хотел идти на риск, если в том не было острой необходимости. Он предпочитал тихо подкрасться со своими семью пирогами и внезапно наброситься на белого человека – раньше, чем его ружья нанесут нападающим непоправимый урон. Кроме того, пришельца предполагалось впечатлить численностью атакующих.
Пирога самого Кавири плыла немного впереди остальных, и когда она вошла в излучину, где река делала крутой поворот, то, подхваченная быстрым течением, едва не напоролась на плывущую ей навстречу лодку.
Вождь успел разглядеть только белое лицо человека, сидящего на ее носу, так близко оказались обе пироги одна от другой. Затем они столкнулись, и люди Кавири, вопя, словно сошедшие с ума черти, повскакали со своих мест и принялись делать выпады длинными копьями, направленными в противников.
Но так продолжалось не более секунды. Когда до Кавири наконец дошло, что за команда сидит в пироге белого человека, он был готов отдать все бусы и браслеты, которые были на нем, чтобы добраться живым до своей вдруг показавшейся такой далекой деревни.
Дело в том, что, едва две пироги сошлись, страшные обезьяны Акута поднялись со дна лодки, распрямили спину и принялись ужасающе реветь. Они хватались длинными волосатыми лапами за угрожающе наставленные на них копья и выдергивали их из рук воинов Кавири.
Чернокожих охватил ужас, но ничего иного, как сражаться, им не оставалось. Теперь приблизились остальные боевые пироги. Находившиеся в них дикари горели желанием вступить в схватку, считая, что их врагами являются белые люди и туземцы, их носильщики.
Вот почему подошедшие пироги сперва сгрудились вокруг лодки Тарзана. Но когда сидевшие в них увидели, что за враги им противостоят, гребцы развернули свои пироги и быстро заработали веслами, чтобы поскорее уплыть вверх по течению.
Лишь еще одна из них приблизилась к лодке Тарзана, так как воины в ней не сразу поняли, что их товарищи напоролись на демонов, а не на людей.
Едва пироги соприкоснулись бортами, Тарзан подал команды Шите и Акуту, и, прежде чем нападающие воины успели отступить, на них с ревом, от которого стыла в жилах кровь, прыгнула огромная пантера, а за ней на корму вскочил мощный самец человекообразной обезьяны.
На одном конце пироги сеяла смерть ужасная пантера, орудовавшая могучими когтями и длинными острыми клыками, а на другом Акут прокладывал путь к середине лодки, прокусывая шею своим жертвам и сбрасывая перепуганных туземцев за борт.
Кавири бился с демонами, напавшими на его собственную лодку, и не мог помочь своим воинам в другой. Наконец белый великан, этот сущий дьявол, вырвал у него из рук копье с такой легкостью, словно он, могучий Кавири, был новорожденным младенцем. Косматые чудовища одолевали его соплеменников, а такой же черный вождь, как и он сам, тоже дрался на стороне ужасной команды вражеской пироги.
Кавири сражался храбро, ибо чувствовал дыхание смерти. Единственное, что он мог сделать, – это бороться изо всех сил и отдать жизнь как можно дороже. Но вскоре стало понятно, что именно сил ему совершенно не хватает, чтобы противостоять такому сверхчеловеческому существу, словно сотканному из мощи, быстроты и сообразительности. Наконец противник ухватил Кавири за горло и повалил его спиной на дно пироги.
Голова у вождя закружилась, перед глазами все спуталось и померкло. В груди пульсировала невыносимая боль, пока он силился вздохнуть и продлить жизнь, которую навалившийся на него чужак хотел вынуть из него навсегда. Затем сознание покинуло Кавири.
Когда он снова открыл глаза, то, к своему удивлению, обнаружил, что еще жив. Крепко связанный, он лежал на дне собственной пироги. У него на ногах сидела огромная пантера и глядела на него.
Кавири содрогнулся и снова опустил веки, ожидая, что кровожадная хищница набросится на него и навсегда избавит от жалкого страха.
Спустя несколько секунд, так и не почувствовав, как клыки вонзаются в его охваченное дрожью тело, он опять отважился открыть глаза. Позади пантеры на коленях стоял победивший его белый великан.
В руках он держал весло, которым греб, а сразу за ним Кавири увидел нескольких своих воинов, занятых тем же самым. За их спинами сидели на корточках несколько косматых обезьян.
Тарзан увидел, что туземец пришел в себя, и обратился к нему:
– Твои воины говорят, что ты вождь многочисленного народа и что твое имя Кавири.
– Это так, – подтвердил тот.
– Почему вы напали на меня? Я пришел с миром.
– Другой белый человек тоже «пришел с миром» три луны назад, – ответил Кавири. – А после того, как мы принесли ему в дар козу, маниоку[19] и молоко, он стал стрелять из ружей и убил много моих людей. А потом пошел своей дорогой, забрав всех наших коз и много молодых мужчин и женщин.
– Я не такой, как тот белый человек, – возразил Тарзан. – Я не причиняю вреда, когда на меня не нападают. Скажи, как выглядел тот плохой белый человек. Я разыскиваю похожего на него, который причинил мне зло. Возможно, это он и есть.
– Это был человек с недобрым лицом, с большой черной бородой, и он очень, очень плохой. Да, очень плохой.
– Не было ли с ним маленького белого ребенка? – спросил Тарзан, чувствуя, как замирает его сердце в ожидании ответа вождя.
– Нет, бвана[20], – мотнул головой Кавири, – маленький ребенок был не с этим человеком, а с другими.
– С другими! – воскликнул Тарзан. – С какими другими?
– С теми, за кем гнался этот очень плохой белый человек. В том отряде были другой белый человек, женщина и ребенок. Еще с ними шли шесть носильщиков из племени мосула. Они прошли вверх по реке за три дня до появления очень плохого белого человека. Скорее всего, они от него убегали.
Белый человек, женщина, ребенок! Тарзан не знал, что подумать. Ребенок, наверное, и есть его маленький Джек. Но кем могли быть женщина и мужчина?
Неужели один из сообщников Рокова договорился с какой-то женщиной – как видно, сопровождавшей этого русского – украсть малыша?
Если дело обстоит именно так, они явно собираются добраться с ребенком до цивилизованных мест и там постараться получить за маленького пленника либо награду, либо выкуп.
Но теперь, когда Рокову почти удалось их настигнуть, загнав в удаленные от побережья места на берегах дикой реки, не вызывало сомнений, что негодяй в конце концов до них доберется. Если только, что еще более вероятно, их не захватят и не убьют те самые живущие в верховьях Угамби каннибалы, которым, как теперь Тарзан хорошо знал, Роков намеревался передать малыша.
Пока человек-обезьяна разговаривал с Кавири, пироги, преодолевая течение, медленно двигались вверх по реке, направляясь к деревне. Воины Кавири сидели на веслах во всех трех лодках, бросая искоса испуганные взгляды на своих опасных соседей. Три обезьяны Акута были убиты в стычке, но вместе с ним оставалось еще восемь самцов самого устрашающего вида. И это не считая Шиты, Тарзана и Мугамби.
Воины Кавири не сомневались, что никогда в жизни не видели команды ужасней, чем эта. Эти храбрые люди ежеминутно ждали, что победители набросятся на них и порвут в клочья. А между тем Тарзану и Мугамби действительно с трудом удавалось сдерживать сердито рычащих зверей, чтобы те не покусали туземцев, блестящие обнаженные тела которых при гребле то и дело касались шкур своих пассажиров. К тому же страх пленников еще более возбуждал и без того взбудораженных животных.
В деревне Кавири Тарзан пробыл не дольше, чем требовалось, чтобы насытиться поданным туземцами угощением и договориться с вождем, чтобы тот выделил ему дюжину гребцов.
