Роберт Стивенсон - Тайна корабля
Когда они собирались оставить каюту, канарейка резко затрещала.
— Боже мой! — воскликнул Кэртью. — Не оставлять же нам тут эту несчастную птицу на голодную смерть. Она принадлежала бедняге Годдедаалю.
— Возьмите эту крикунью с собой! — сказал капитан.
Они вышли на палубу.
Безобразное чудовище, современный военный корабль, стояло вне рифа то совершенно неподвижно, то делая один-два удара своим винтом. Ближе, в лагуне, большая белая шлюпка приближалась на нескольких парах весел, с флагом на корме.
— Еще слово, — сказал Уикс. — Мак, вы бывали в китайских портах? Отлично; значит, вы можете говорить сами за себя. Остальных я не спускал с судна все время, пока мы стояли в Гонконге, рассчитывая, что вы дезертируете; но вы надули меня и остались на бриге. Этак вам легче будет врать.
Шлюпка подошла теперь вплотную, на ней был только один офицер, юный и, очевидно, неопытный, так как гребцы, не стесняясь, разговаривали.
— Слава Богу, они прислали какого-то мичманенка! — воскликнул Уикс.
Шлюпка ловко причалила к борту, и юный офицер появился на палубе, где Уикс почтительно приветствовал его.
— Вы командир этого судна? — спросил офицер.
— Да, сэр, — сказал Уикс. — Мое имя Трент, а это „Летучее Облачко“ из Гулля.
— Вы, кажется, попали в беду? — спросил офицер.
— Если угодно, я расскажу вам всю историю, — сказал Уикс.
— Что это, как вы дрожите? — воскликнул офицер.
— И вы бы, пожалуй, задрожали, попав в такую передрягу, — возразил Уикс и рассказал целую историю о загнившей воде, о продолжительном штиле, о шквале, об утонувших матросах, гладко и с жаром, толкуя с головой в пасти льва, точно беседовал в порту. Я слышал тот же рассказ из уст того же рассказчика в Сан-Франциско; даже тогда его манеры возбудили мое подозрение. Но офицер был ненаблюдателен.
— Ну, капитан страшно торопится, — сказал он, — но мне поручено оказать вам всю помощь, какую я в состоянии оказать, и в случае надобности вызвать сигналом другую шлюпку. Что я могу сделать для вас?
— О, мы не отнимем у вас много времени, — весело ответил Уикс. — Мы совсем готовы — сундуки, хронометр, документы, все.
— Но разве вы хотите оставить судно? — воскликнул офицер. — Кажется, оно сидит некрепко; не можем ли мы стянуть его с мели?
— Без сомнения, можем; но сможем ли мы заставить его плыть, — это другой вопрос. У него пробоина в носовой части, — возразил Уикс.
Офицер покраснел до ушей. Он был неопытен и сознавал это; подумал, что уже выдал себя, и не хотел еще больше оскандалиться. Ему и в голову не приходило, что капитан может обманывать его.
— Очень хорошо, — сказал он. — Велите же вашим людям снести багаж в шлюпку.
— Мистер Годдедааль, прикажите матросам сносить багаж, — распорядился Уикс.
Команда все это время была как на иголках. Это желанное распоряжение явилось для нее солнцем в полночь; Гадден залился слезами, громко всхлипывая. Тем не менее дело было окончено быстро: люди, сундуки и узлы живо очутились за бортом; шлюпка отчалила и вскоре вышла из длинной тени „Летучего Облачка“.
Дело, таким образом, наладилось. Постыдное крушение превратилось в образцовое; они разделались с судном, они благополучно уехали; расстояние между ними и уликами росло. С другой стороны, они приближались к военному кораблю, который мог оказаться для них тюрьмой и привезти их на виселицу; о котором они не знали, куда и откуда он идет; и сомнение давило их как жернов.
Уикс вел разговор. Голос его чуть слышно звучал в ушах Кэртью, точно голос человека, говорящего где-то вдали, но значение каждого слова поражало его, как пуля.
— Как назвали ваш корабль? — спросил Уикс.
— „Буря“, разве вы не знаете? — отвечал офицер.
„Разве вы не знаете? Что бы могло это значить? Может быть, ничего; может быть, то, что корабли уже встречались“. Уикс собрал все свое мужество.
— Куда вы идете? — спросил он.
— О, мы осматриваем эти несчастные островишки, — сказал офицер. — Затем пойдем в Сан-Франциско.
— А, значит, вы идете из Китая, как и мы? — продолжал Уикс.
— Из Гонконга, — сказал офицер и плюнул в море.
Из Гонконга. Значит, все пропало; как только они будут на корабле, их арестуют: судно будет осмотрено, кровь найдена, лагуна, быть может, обследована, и тела убитых явятся засвидетельствовать убийство. Кэртью почувствовал почти непреодолимое побуждение встать, громко крикнуть и броситься за борт; казалось совершенно бесполезным притворяться, увертываться от неизбежного, стараться выиграть несколько сотен секунд мучительного ожидания, когда позор и смерть так очевидно приближались. Но неукротимый Уикс упорствовал. Лицо его было как у трупа, голос едва можно было узнать; самый тупой из матросов и офицеров должен бы был, по-видимому, заметить эту перемену и прерывающийся голос. Но он упорствовал, он хотел убедиться.
— Славный город Гонконг! — сказал он.
— Право, не знаю, — сказал офицер. — Мы простояли там только полтора дня; получили приказ и отправились прямехонько сюда. Чертовски скучное плавание.
Он принялся описывать злоключения „Бури“ и жаловаться на них.
Но Уикс и Кэртью уже не слушали его. Они переводили дух, чувствуя оцепенение во всем теле, но внутренне ликуя, измеряя миновавшую опасность, определяя шансы спасения. Плавание на военном корабле они могли теперь предпринять безопасно; еще несколько дней опасности, деятельности и присутствия духа в Сан-Франциско, — и вся страшная история забыта; Уикс снова превратится в Киркопа, а Годдедааль в Кэртью — людей вне всякого подозрения, людей, которые слыхом не слыхали о „Летучем Облачке“ и видом не видали Мидуэйского рифа.
И вот они причалили к борту под торчавшими пушками, поднялись как лунатики на корабль и тупо смотрели на высокие мачты, белые деки и многочисленную команду, слышали вопросы, как будто издалека, и отвечали наудачу.
Вдруг чья-то рука дружески опустилась на плечо Кэртью.
— Ба, Норри, старина, куда это вы запропастились? Вас искали по всему свету. Разве вы не знаете, что теперь вы вступили во владение своим королевством?
Кэртью повернулся, узнал своего школьного товарища Сибрайта и упал без чувств к его ногам.
Когда немного спустя он очнулся в каюте Сибрайта, при нем находился доктор. Кэртью открыл глаза, пристально посмотрел на незнакомое лицо и сказал с какой-то торжественной силой:
— Броун должен отправиться вслед за остальными, теперь или никогда.
Он остановился; затем, опомнившись, снова заговорил:
— Что я сказал? Где я? Кто вы такой?
